В поисках Евы

– Вы считаете происходящее балаганом?! – громко и с вызовом переспросила корреспондентка.

– А что это по-вашему?!

– Вы считаете требования людей, пострадавших от непрофессионализма врачей вашей клиники, балаганом?! – еще громче удивилась корреспондентка и шагнула вперед.

– Да ну вас! – вконец рассердился Геннадий Валерианович и, не желая дальше участвовать в «балагане», скрылся за дверью.

В тот момент, когда он повернулся, блондинка в розовом резко отшатнулась назад и трогательно взмахнула рукой, словно пытаясь сохранить равновесие.

– Молодец! – одобрительно прошептал оператор.

Выглядело все так, словно Геннадий Валерианович грубо оттолкнул девушку.

Встав спиной к дверям, корреспондентка бодро затараторила:

– Как видите, разговора не получилось. Но пострадавшие не отчаиваются, они уверены в своей правоте и намерены обратиться в суд. Потерпевшие и их адвокаты настроены очень решительно.

Кто-то проходил мимо и остановился послушать, кто-то выходил из клиники, кто-то собирался зайти. Возле крыльца собралась небольшая, человек в десять, толпа, которую дока-оператор снял так, чтобы она выглядела бескрайним людским морем.

– Мы надеемся, что справедливость восторжествует.

Корреспондентка уже наговорила вдесятеро больше того, что могло бы войти в коротенький сюжет в вечерних новостях, но она все говорила и говорила. Была вероятность того, что сейчас снова выйдет главный врач, то есть – директор, или хотя бы охранник, и начнут толкать-сталкивать-отталкивать. Может, и грубость какую скажут, желательно такое, чтобы было что «запикать» во время показа.

Пострадавшие и группа поддержки откровенно заскучали. Энергичная пожилая дама делилась наболевшим с соседом, не обращая внимания на то, что он демонстративно от нее отворачивался.

– Проблема у меня одна. Каждую субботу просыпаюсь и думаю, какую машину запускать первой – стиральную или посудомоечную? Вроде бы пустой вопрос, но какая в нем глубина! Лежу, думаю и знаю, что первой все равно запущу стиральную. Сразу по двум причинам: до ванной идти на три шага меньше, и грязное белье уже загружено, осталось только порошка сыпануть и кнопку нажать. А грязную посуду надо еще из раковины и со стола собрать, остатки еды с нее смахнуть и расставить так, чтобы всю за один раз можно было бы перемыть. Все уже отработано не на уровне рефлексов, а на уровне инстинктов, но я все равно просыпаюсь и думаю. Это, вообще, лечится?

Вопрос остался без ответа, потому что в этот момент оператор повернул объектив в их сторону, и пришлось секунд двадцать гневно и требовательно потрясать транспарантами.

– Фашисты! – снова крикнула энергичная пожилая дама. – Верните нам деньги и здоровье!

– Хорош, мурзилки! – негромко сказал оператор, снимая камеру с плеча.

Он был доволен. Все прошло хорошо. Бывает, конечно, и лучше, когда у кого-то из осажденных нервы сдадут или благоразумие иссякнет, но и так хорошо. Сюжет будет показан и оплачен. «Проплаченное должно быть оплачено», – таков был девиз бородатого оператора.

Александр в это время делал сложную ринопластику – восстанавливал нос пациентки, пострадавшей в автомобильной аварии. Сильно пострадала носовая перегородка, и сегодняшнюю операцию можно было без преувеличения назвать ювелирной. «Раз уж мне так не повезло, то я хочу не такой нос, как был, а нечто совершенное во всех отношениях!» – сказала пациентка, придя на прием. Кажется, Александру удалось исполнить это пожелание, но окончательное суждение можно будет выносить месяца через три-четыре, когда окончательно спадет отек. Но, тем не менее, Александр был крайне доволен операцией, настолько, что, накладывая швы, даже стал напевать первое, что пришло на ум.

In the white room with black curtains near the stationBlack roof country, no gold pavements, tired starlingsSilver horses ran down moonbeams in your dark eyes

Dawn light smiles on you leaving, my contentmentI’ll wait in this place where the sun never shinesWait in this place where the shadows run from themselves.[18]

Готическая мрачноватость текста не имела ничего общего с настроением, Александр даже не вдумывался в то, что он поет. Операционная сестра Инна переглянулась с анестезиологом Троицкой, и обе понимающе улыбнулись. Ассистировавший Александру Кузоватый был немного туговат на ухо, и ему показалось, что Александр напевает «Напрасные слова».

Геннадий Валерианович, вернувшись с переговоров, вызвал такси и вскоре после того, как разошлись, как он выразился, «балаганщики», куда-то уехал. О самом «балагане» Александру рассказал анестезиолог Гаспарян, наблюдавший за событиями в окно.