В поисках Евы

– Натуральная провокация! – горячился он. – Поторчали-повыступали и разошлись. За все про все – полчаса, не больше. Явно на камеру работали. Валерианыч к ним выходил, но они его даже слушать не стали, им не переговоры нужны были, а скандал. Скандал!

Слово «скандал» Гаспарян произносил со вкусом, да вдобавок глаза округлял и лохматыми бровями двигал вверх-вниз.

– А пострадавшие кто? – поинтересовался Александр.

– Не знаю, – пожал широкими плечами Гаспарян. – Они были в капюшонах и лица замотали, совсем как грабители. А вот Барби, которая с микрофоном ходила, – узнал. Она с тринадцатого канала, я ее в новостях иногда видел. Там и микроавтобус тринадцатого канала стоял, чуть правее. Так что смотрите вечерние новости, Александр Михайлович!

– Век бы их не видеть, Вардан Аветикович, – в тон Гаспаряну ответил Александр.

Сюжет получился впечатляющим. Люди хотели высказать претензии, главный врач отказывался с ними общаться, назвал происходящее балаганом, не пускал корреспондентку пройти в клинику и даже разок грубо ее толкнул. Охранник оказался таким же хамом – пробовал нападать на оператора и тянулся широкой ладонью к объективу.

Через две минуты после показа Александру позвонил босс.

– Видел? – спросил он.

– Видел, – ответил Александр. – Впечатляет.

– Меня тоже впечатлило, – сказал босс и отсоединился.

«Продолжение следует», – подумал Александр и вернулся к чтению прихваченных из клиники медицинских журналов. На работе он их обычно бегло проглядывал, а то, что заинтересовало, читал дома, где никто не отвлекал.

Телефон снова зазвонил через час с небольшим. На дисплее высветился домашний номер матери.

– Александр Михайлович? – спросил незнакомый мужской голос.

– Да, – холодея от тревожного предчувствия, ответил Александр и спросил: – Что случилось?

– Добрый вечер. – Голос был спокоен и деловит. – Это вас коллега со «Скорой» беспокоит, Савченко моя фамилия. Мы сейчас дома у вашей мамы, не волнуйтесь – всего лишь гипертонический криз, но давление снижается плохо, и на кардиограмме есть умеренная депрессия сегмента «эс-тэ», поэтому мы ее госпитализируем в тридцать четвертую, в блок кардиореанимации.

15. Мама

В блоке кардиореанимации дежурили добрые люди. Недобрые бы дали Александру от ворот поворот, предложив дождаться утра и тогда уже говорить о каких-то результатах. И были бы совершенно правы, потому что дежурной смене положено заниматься больными, а не проводить психотерапию родственникам. Родственники – компетенция руководства. После утреннего обхода заведующий отделением неотложной кардиологии или старший врач блока выходит к родственникам и отвечает на их вопросы. В том, чтобы с родственниками «реанимационных» больных общался бы один и тот же человек, есть глубокий смысл. Разные люди немного по-разному оценивают и интерпретируют одни и те же состояния и могут запутать родственников, заставить их волноваться больше, чем следует.

Охранника, с недовольным видом говорившего что-то о часах для посещения и лишнем беспокойстве, Александр попросту проигнорировал. Охранник не стал возмущаться, то ли ворчал по привычке, надеясь на полтинник-стольник, то ли отвлекся на разложенные на его столе бутерброды с салом.

На звонок вышел дежурный врач – краснолицый здоровяк с необычайно доброжелательным взглядом. Представляться не стал, просто ткнул пальцем в висевший на груди бейджик. «Михаил Илларионович», – прочел Александр и понял, что коллегу небось часто переспрашивают при знакомстве, вот он и предпочитает подобный способ.

– Состояние вашей мамы стабильное. – Михаил Илларионович, как и большинство реаниматологов, избегал употреблять слово «хорошее» или «удовлетворительное» применительно к состоянию пациентов. – Давление снизилось, изменения на кардиограмме настораживают, но не пугают, об инфаркте говорить пока преждевременно, но надо понаблюдать, оценить динамику, то есть сделать несколько.

– Я понимаю, Михаил Илларионович. Я тоже врач, хирург.

– С коллегами проще! – обрадовался Михаил Илларионович. – Объяснять ничего не надо, сами все понимают. Перейду к сути: невропатолог вашу маму смотрел, завтра еще посмотрит заведующая неврологией, поснимаем кардиограммок, сделаем эхо и узи почек, а там посмотрим. Вы, наверное, хотите ее увидеть?

– Конечно! – Родственники в реанимационные отделения не допускаются, посещений там нет, поэтому Александр добавил: – Если можно.

– Можно.

Михаил Илларионович открыл дверь и отступил немного в сторону, придерживая ее рукой.

– Она спит, – сказал тихо он. – Мы ей укололи.

Названия препарата Александр не расслышал – не до того ему было. Мама лежала на ближней к дверям койке, прямо напротив сестринского поста и спала, повернув голову набок. Над головой ее мигал зеленым экран монитора. К левой руке тянулась трубка капельницы, а правую обхватывала манжетка тонометра. Александру показалось, что мама чересчур бледна, но, бросив взгляд на сидевшую на посту медсестру, которая тоже была бледной, он догадался, что в этом виновато освещение.