Данзас разлепил веки. То, что он увидал, было невероятно: правой кисти у трупа тоже уже не было. Новый удар − с чавканьем отлетело у трупа ухо, упало прямо на каталку рядом с телом.
- Черный бог Тескатлипока, освятил дарованный Шипе-Тотеком обычай!
После этих слов все стоявшие рядом стали отрезать небольшими, но острыми ножами по кусочку мяса от тела Эдуарда и обмакивая в налитую чашу субстанцию, стали поедать их.
- Кецалькоатль, прими жертву!
У Генриха сердце екнуло. Его начало рвать - неудержимо, болезненно, выворачивая наизнанку. Он слышал возгласы, разговоры, смех, чавканье. А потом все стихло.
До него донеслись шаги.
- Уносите тело! - прогремело властно. Судя по голосу, это был Олег Ильич.
Данзас повернул голову. Остатки "пиршества" унесли на носилках Давид и еще какой-то парень.
"Хоть бы поскорее десант сюда высадился" подумал Генрих, но не верил в эту возможность.
В соседнем зале Феликс и Давид опустили изуродованный, частично объеденный труп Комарова в каменный желоб, а затем засыпали его каустической содой, сверху полив какой-то жидкостью, судя по командам Олега Ильича, призывавшего к осторожности - щелочью.
Из желоба тотчас поднялся густой белый пар, после чего работавшие в респираторах Феликс и Давид опрокинули наверх небольшую металлическую ванну, образовав нечто вроде саркофага.
- Вот и все, - удовлетворенно заметил Олег Ильич.
Данзас потихоньку начал рваться из пут. Ну почему его не убили?! Почему не застрелили как Эдуарда?! Это была бы нормальная смерть. Но быть выпотрошенным и съеденным?! Нет! Он человек - порождение Высшей Силы! Это в него вложена Бессмертная Душа! А Душа вырвется из гадкого месива, воспарит! Им не убить Ее! Ни за что не убить! Генрих перестал дергаться, стих. Его вдруг поразила простая, но убивающая своей простотой мысль - он будет сопротивляться до конца.
В этот момент в помещение вошли Дина и Феликс.
- Боги не любят, когда нарушают их заветы, десантник!-со злым весельем в голосе произнесла Дина.
Она вытащила из кармана белого, но застиранного халата самый обычный шприц и перевернув руку Генриха, вколола ему какой-то серебристого цвета густой жидкости.
− Отвязываем! - затем неожиданно скомандовала она и повернувшись, вышла. Ее сменил Давид.
Вдвоем они сняли с рук и ног Данзаса фиксирующие зажимы, правда затем сковав ему руки изолентой. Конечности плохо слушались Генриха, все его тело стало вялым и податливым, а движения замедленными - видимо, к нему применили какой-то сильный нейролептик.
Феликс и Давид потащили под руки шатающегося, в одних больничных штанах Данзаса по коридорчику и втолкнули его в комнату без окон.
Там на широком столе сидела Дина, а перед ней прислоненной к больничному столу стояла медицинская каталка с настеленной клеенкой.
− Сюда его, − мотнула головой Дроздецкая, указывая на каталку. - тебе еще многое предстоит ощутить, десантник. Ты ответишь за все.
Феликс с силой толкнул Данзаса на каталку, что Генрих едва не перегнулся пополам, а затем закрепил его в этой непристойной позе.
Дина, раздвинув ноги, приткнулась вплотную в Данзасу и распахнула халат, под которым ничего не было надето. Схватив его за волосы, она приблизила его лицо к своему гладко выбритому передку.
− Начинай, Феликс, − кивнула она стоявшему сзади Генриха Харченко. - когда кончишь, Давид тебя сменит. Ведь так, Давидик?
− Да, товарищ старший лейтенант, − проблеял тот, колыбельным тоном откуда-то сбоку.
− А ты будешь лизать и смотреть, − показала Дина на настольное зеркало стоявшее за ней, задрав рукой голову Генриха. - как тебя будут насаживать мужики один за другим. А потом можно будет кого-нибудь еще из охраны позвать...
Шок от услышанного вернул Генриху некоторую подвижность. Он посмотрел перед собой и увидел свое изможденное лицо. Оно глядело ему прямо в глаза - из зеркала. Он лежал грудью на каталке, с засунутыми под живот руками. Над собой - в зеркале - Генрих увидел еще одно лицо. Он осознал, что сзади него стоит Феликс Харченко и, ухмыляясь, пристраивается всем своим мужским хозяйством к его заду.
Все это как-то растормошило Данзаса. Он словно проснулся. Пружина ярости уже совершенно не подчинялась ему.
Генрих рванулся с такой силой, что кожа полопалась на груди и плечах. Ему удалось боднуть Дину головой в живот, он почувствовал, что путы транквилизатора отступают, что тело обретает свободу...
И он почувствовал, как вдруг зачастило пулеметно сердце, как свирепыми грозными потоками понеслась кровь - в венах, артериях, капиллярах. Бедрами он оттолкнул Феликса, ушел вправо и с большого размаха связанными руками ударил его по стоящему члену. Харченко не успел согнуться, вернее, он даже не шевельнулся еще, а Данзас уже бил его в сплетение, а потом в кадык.