В поисках любви

– Вы действительно удивительная женщина, мисс Уайтфилд! Вам все нипочем! И даже нет дела до того, что я совершенно не намерен везти вас с собой в Парадайз-Вью.

– Я собираюсь тем или иным способом заставить вас передумать.

– А что скажут ваши друзья? Люди вашего круга объявят вам бойкот, если вы будете упорствовать в своем намерении.

– Во всей Индии у меня есть одна-единственная подруга, мистер Кингстон. Мне остается надеяться, что она поймет, почему я так поступаю, и не отвернется от меня.

– А я вам говорю, что ничто не спасет вашу дружбу.

– Значит, это не настоящая дружба, сэр, и не стоит о ней сокрушаться. А если вы откажете мне в разрешении вас сопровождать, я так крепко вцеплюсь в чиновников Калькуттского земельного управления, что моя подруга придет в ужас от такого недостойного леди поведения. Так что во всех отношениях будет лучше, если вы возьмете меня с собой. Моя подруга – единственный человек в Калькутте, кого я должна уведомить о предстоящем путешествии. Всех остальных можно попотчевать какой-нибудь безобидной сказочкой, которую я сумею сочинить в мгновение ока.

Кингстон смотрел на нее молча – казалось, он серьезно взвешивал ее предложение. Эмма не знала в точности, что из сказанного ею так повлияло на его настроение, но все равно решила рискнуть и спросила:

– Скажите, мистер Кингстон, правильно ли я понимаю, что вы хотите воспитывать своих детей, так сказать, в сугубо английском духе?

На его смуглых скулах появился румянец.

– Куда вы клоните, мисс Уайтфилд?

Не обращая внимания на ярость в его синих глазах, Эмма продолжила расспросы:

– На кого похожи ваши дети: на вас, мистер Кингстон, или на свою мать?

– На обоих поровну! – отрезал он. – Их мать была не менее смуглой, чем я. Тем не менее они красивые. К несчастью, сегодня в мире заправляют светлокожие и светловолосые англичане, поэтому вы правы: я действительно хочу, чтобы мои дети оказались под сильным английским влиянием. Я хочу, чтобы они выглядели, разговаривали и вели себя, как британцы. Для этого мне и требуется няня-англичанка: дети должны с детства впитать английский дух, иначе потом они его отвергнут.

Эмма испытала нечто вроде сочувствия к Александру Кингстону. Только сильная любовь к детям могла побудить такого гордеца обратиться к тому, что он в действительности презирал.

– Почему бы вам не растить их в Калькутте, среди английских детей? Ведь в глубине джунглей у них вряд ли есть сверстники-англичане.

– Как и где мне растить своих детей – не ваше дело. Если бы я хотел, чтобы они жили в Калькутте, то привез бы их сюда. Но в этом случае они стали бы таким же предметом жестоких сплетен, как и я. Нет, я не хочу подвергать их такому испытанию. Когда они подрастут, я отправлю их в Англию для завершения образования. Там они должны будут чувствовать себя как дома. Для этого и необходимы вы, то есть вообще няня.

– Именно я, мистер Кингстон! Пусть это буду я! Не могу себе представить другого человека, который лучше меня научил бы ваших детей тонкостям английских манер. Всю жизнь я только их и постигала. Все-таки я дочь баронета и лучше, чем мисс Ланди, знаю, как надо себя вести в высшем обществе.

– А сами вы в нем бывали, мисс Уайтфилд? Вы производите впечатление бунтарки, а я не хочу, чтобы мои дети бунтовали против высшего общества, наоборот, мне нужно, чтобы они в него влились.

– Я знаю, что для этого требуется. Я способна научить ваших детей всем тем бессмысленным играм, в которые надо уметь играть, чтобы ладить с леди и джентльменами. Разве вы не к этому стремитесь?

– К этому. Именно к этому. – Он еще немного понаблюдал за ней молча, а потом решился. – Что ж, если вам так хочется, место за вами. Будьте на вокзале завтра к четырем часам дня, мисс Уайтфилд. Это время нашего отъезда из Калькутты.

– Завтра днем?! А как же быть с остальными моими требованиями?

– Я их удовлетворю. Можете встретиться с Тулси и решить, подходите ли вы друг другу.

– Тулси?

– Так зовут айю, которой как будто предстоит защищать вашу добродетель.

– В каком смысле «как будто»?

Он усмехнулся. То была нехорошая усмешка, от которой у Эммы побежали мурашки по спине.

– Дело в том, мисс Уайтфилд, что даже десяток таких, как она, не спасет вашу репутацию, если британское общество в Калькутте узнает о вашем поступке. Все до одного английские дома будут для вас закрыты. Напрасно вам не объяснили этого раньше.

– Я уже сказала, что мне безразлично, что обо мне думают другие!

– Это потому, что вы еще не давали им повода для сплетен.

«Еще как давала!» – подумала про себя Эмма, но не решилась сказать это вслух, боясь, как бы это не испортило ее репутации в глазах Кингстона.

– Я буду на вокзале к четырем. А сейчас я спешу – мне надо успеть сделать еще очень много дел.

Стоило ей развернуться и шагнуть к двери, как перед ней вырос высокий стройный слуга-индус. Неужели он прятался и подслушивал?

– Желаю вам всего наилучшего, мэм-саиб. – Он еще раз поклонился с таким видом, словно делал это только ради собственного удовольствия.

– Всего хорошего, – отозвалась она и бросилась к поджидавшему ее экипажу.