В поисках минувших столетий

Крепость была взята в первой половине августа. Как определили археологи такую точную дату, притом что год падения Тейшебаини остается неизвестным? Исследуя кладовые крепости, ученые заметили, что к началу осады хлеб уже был убран, а к уборке винограда еще не приступили: только в одном месте они натолкнулись на несколько виноградных косточек, да и то от незрелых ягод.

Штурм произошел ночью и явился для защитников города полной неожиданностью: охваченные паникой, они поспешно покидали свои жилища, побросав оружие и украшения. Скифы подожгли город. Животные, находившиеся на плоской крыше цитадели, метались там в страхе; потом начали обваливаться подгоревшие перекрытия кровли, и вместе с ними рухнули вниз лошади и коровы, разбиваясь при падении. Их изуродованные костяки не раз удавалось найти во время раскопок.

Вот какие детали обнаружила тщательная работа археологов: редко когда древние писатели более подробно могли рассказать об осаде и падении городов. Значит, археология в состоянии сообщить кое-что и о политической истории древних государств.

Но не нужно преувеличивать ее возможности. Во-первых, лишь очень редко раскопки позволяют с такой полнотой восстановить определенный момент политической истории, как это было сделано при работах на Красном холме. Во-вторых, установленная археологами картина падения Тейшебаини оказывается лишь маленьким звеном в цепи событий конца VII — начала VI века до н. э., когда скифы, перейдя Кавказ, вторглись в области Ближнего Востока, а об этом вторжении мы узнаем преимущественно по письменным источникам. В-третьих, анализ найденных на Кармир-блуре вещей не дает возможности определить ряд очень важных моментов: мы не знаем, в каком году пала Тейшебаини, да и самое название крепости было установлено, разумеется, из письменного памятника.

Итак, археология сравнительно немного может предложить исследователю, изучающему политическую историю — историю народных движений или войн. И это вполне естественно, ибо археология изучает орудия труда и утварь, жилища и захоронения. Но как на этих предметах могли бы отразиться политические программы, условия мирных переговоров или судьбы народных вождей?

СПАСИБО СРЕДНЕВЕКОВЫМ МОДНИЦАМ

Женские украшения! Сколько было вылито яду и желчи, сколько добродушных насмешек было брошено в адрес ожерелий, серег и браслетов! Их не обошло и гордое внимание законодателей: в средневековом Любеке городские власти издали специальный закон, запретив женщине надевать на себя драгоценности, стоимость которых превышала бы десятую долю стоимости имущества ее мужа.

Археологи любят женские украшения, пожалуй, не меньше, чем любили их когда-то их безвестные хозяйки. Археологи ценят в них не только красоту, не только тонкость работы (точную копию некоторых золотых украшений бессильны воспроизвести современные ювелиры), — женские украшения, оказывается, приоткрывают такую сторону истории прошлого, о которой обычно молчат другие древние вещи.

Дело в том, что основные орудия труда, оружие, даже жилища и утварь нередко бывали одинаковыми у самых различных племен, если они жили примерно в одинаковых условиях. Зато форма и орнамент украшений (особенно женских украшений) у разных племен были разными. Скажем, на Руси в XI —XIV веках глиняные горшки делали повсюду примерно одинаковой формы, но височные кольца из серебра или бронзы, которые русские крестьянки вплетали в волосы, были необычайно разнообразными: в одной местности находят височные кольца в виде спирали, в других — напоминающие большие проволочные браслеты, в третьих — похожие на семь расходящихся лопастей. И вот когда археологи составили карту распространения типов височных колец и сопоставили ее с известиями летописей о расселении древнерусских племен, то оказалось, что археологические данные и данные письменного памятника очень хорошо согласуются: скажем, там, где, по летописи, жило племя кривичей, были распространены браслетообразные кольца, а в земле вятичей (на этой территории возникла Москва) — семилопастные. Естественно, что в летописи границы того или иного племени указывались весьма приблизительно, тогда как археологи могут установить их с большой точностью. Если, например, при раскопках в районе Звенигорода находят женские погребения то с браслетообразными, то с семилопастными височными кольцами, не ясно ли, что граница между кривичами и вятичами проходила как раз в районе Звенигорода?

Конечно, в XI—XIV веках, когда древнерусские мастера делали височные кольца, Русь делилась не на племена, а на княжества, однако деревенские модницы сберегли старые племенные обычаи. Это счастливое обстоятельство позволило ученым уточнить границы между древнерусскими племенами.

Надо, однако, помнить, что без помощи летописи археологи никогда бы не смогли установить, какому племени принадлежали те или иные височные кольца. Без помощи письменных источников средневековые модницы не заговорили бы.