В поисках мистического Египта

Глава 7 Беседа с самым известным факиром Египта

Тахра Бей курил одну из своих бесчисленных, обладающих тонким ароматом египетских сигарет, раскрывая мне как-то днем теории и принципы, лежащие в основе его замечательных демонстраций. Мы сидели в роскошной квартире в том растущем районе, который Каир унаследовал от Европы. Он пообещал рассказать мне многое, и я с волнением предвкушал его будущие откровения. Я действительно получил некоторые разъясняющие ответы на свои вопросы.

Всегда интересно и иногда полезно узнать о необычных и удивительных секретах мастерства от тех, кто демонстрирует его, а не от ученых, которые могут о нем лишь теоретизировать.

– Нам следует начать с осознания, что все мы обладаем большими возможностями, – начал Тахра Бей. – Пока мы этого не сделаем, останемся связанными по рукам и ногам ненужными ограничениями, мешающими нам исследовать свои чудесные духовные и физические силы. Люди, сталкивающиеся с феноменами, которые я могу показать, считают их или чем-то вроде фокусов, или же чем-то сверхъестественным. И то и другое неправильно. Они явно не понимают, что эти вещи вполне научны и полностью подчиняются законам самой Природы. Я действительно использую законы психики, которые малопонятны, однако они остаются законами. Все, что я делаю, не является случайным или сверхъестественным и не нарушает этих законов. Что касается тех, кто воображает, будто я подобен выступающему на сцене иллюзионисту или фокуснику, то я могу лишь пожалеть, что они узколобы и не в состоянии представить себе способности человека, выходящие за рамки выпавшего на их долю ограниченного опыта.

Я записал последнее предложение стенографическими знаками и взглянул на факира, уловив то задумчивое выражение, которое иногда мелькало в его загадочных глазах, когда он упоминал о своих критиках. Чувствовалось, что у Тахры Бея больше друзей, чем врагов, и что он чаще встречает у людей понимание, чем непонимание.

– К примеру, они считают, что когда я вгоняю себе в щеки шляпные булавки или шпильки, то либо показываю ловкий трюк, либо принял наркотическое средство, либо, если отбросить обе эти версии, напрягаю волю, чтобы сопротивляться боли. Но если бы это было правдой, то почему же после того, как меня ранят, у меня на теле не остается следов? На самом деле люди не могут отойти от привычных способов мышления, не способны осознать вероятность истины моих собственных объяснений. Пусть попытаются воткнуть ножи и шпильки в собственные шеи и лица – и скоро заметят разницу. Они могут продолжать убеждать себя, что действительно не чувствуют боли, и стараться сделать все возможное, чтобы не ощутить ее, но они будут ее чувствовать.

Египтянин возмущенно умолк.

– Однако вам нужны мои объяснения. Два секрета (едва ли данное слово подходит, но пусть будет так), которые позволяют мне показывать свое искусство, – это, во-первых, давление на определенные нервные центры тела, а во-вторых, способность погружаться в каталептическую кому. Такое же мастерство может демонстрировать любой человек, который подходит для этого и будет долго учиться тому, чему должен был учиться я, чтобы успешно овладеть и отработать применение двух этих секретов. Без этого я не мог бы заявить, что готов без единого слова противостоять боли во время таких показов. Ведь по телосложению я не похож на тех индийских факиров, которых вы видели и которые стремятся мучить себя и с наслаждением терпят ужасные страдания, диктуемые их аскетическими учениями. Я отделился от таких варварских доктрин и осуждаю те преувеличенные испытания, которым подвергают себя аскеты. Я разделяю только две вещи. С точки зрения учения речь идет об отрешении своего духа от всего земного, а с точки зрения практики – о заворачивании языка назад и способности входить в состояние каталепсии.

Тахра Бей говорил искренне. Меня это удивило, поскольку образ мысли восточных факиров был мне знаком. И все же я спросил его:

– Не могли бы вы рассказать о своем первом секрете подробнее?

– Хорошо, – спокойно ответил египтянин. – Если говорить коротко, нет нужды, чтобы я объяснял вам, какие нервы являются проводниками боли. Однако необходимо отметить, что при нажатии пальцем на выбранные нервные центры кровь отливает от мозга, а сами центры подвергаются анестезии. Обратите внимание, я ни на минуту не предлагаю, чтобы это использовали все, поскольку без длительного специального обучения подобные неуправляемые эксперименты были бы просто безрассудными и опасными. Когда такое давление сочетается с концентрацией мысли на состоянии потери сознания, а также с полным расслаблением мускулов и нервов, когда за всем этим следует заворачивание языка и резкий вдох, то наступает каталептическая кома. И тогда примерно на двадцать пять минут тело становится полностью нечувствительным к боли, независимо от того, насколько она сильна.

– А на какие нервы вы давите?