Во-первых, эти новые богословы
ведут постоянную борьбу с атавистическими (в их глазах) пережитками православия в их чинопо-следованиях. Из канонических церковных текстов исключается фундаментальная для христианства идея поклонения Кресту: скажем, из известного гимна «Воскресение Христово видевшее…» выброшен центральный стих «Кресту Твоему покланяемся, Владыко» (см. с. 729). Соответственно предлагается забыть про аскетическое делание – духовный путь «исторической» Церкви. Знаменитый пасхальный канон Иоанна Дамаскина начинается стихом, смысл которого не укладывается в богословие Мережковских: «Очистим чувствия и узрим <…> Христа; ничтоже сумняся этот аскетический призыв они исключают из собственного пасхального чина (с. 749). Основоположникам НЦ хочется испытывать одну радость, «веселие вечное», наблюдать «чудеса» и пр. Древние тексты, родившиеся из подвига святых, они заменяют на протестантские красивости, наигранную «детскую» наивность и простоту: «Дай нам огня Твоего, и любви Твоей, и чудес, и крыльев…» (с. 723). В протестантском же духе упразднен концепт приснодевства, а также сопряженное с идеей воскресения представление о сошествии Христа во ад. В текстах, написанных 3. Н-ной[314], преобладают «арианские» имена Христа[315] – «Учитель», «Друг наш, Брат наш, Сын человеческий» (с. 725, 726, II вариант Вечерни). Протестантская окраска текстов усугубляется деславянизацией языка и упрощением смыслом молитв. «И не вкусим смерти, веруя в Тебя, и на суд не придем, но готовыми войдем с Тобою в Твой чертог жизни вечной» (II редакция Утрени, с. 730): с интонациями капризных детишек, разыгрывая непоколебимую веру, побеждающую смерть, эти в действительности совсем маловерные, но очень умные люди[316] по-протестантски отрицают дела спасения. Во всех чинопоследованиях доминирует апокалипсическое настроение: «Господи, не замедли. Не замедли, Господи. Господи, не замедли», – повторяют мисты на все лады подобные апокалипсические мантры, рассыпая в пространстве комнаты розы и незабудки…Поскольку книга Темиры Пахмусс с интересным всякому исследователю «Молитвенником» не у каждого есть под рукой, я приведу здесь несколько выразительных текстов оттуда. Вот написанная 3. Н-ной молитва на Страстную Пятницу, стилизованная под духовный стих, – декадентская поэтесса имела вкус к фольклору (с. 764):
С креста сняли Господа,Умастили мастями, плащаницей обвили,Положили во гроб, Стражу приставили.А мы надеялись, было…Вчера, и сегодня, и завтра,В первый день, и второй, и третий,Лежит бездыханный,Мертвец среди мёртвых;Уста не молвят, уши не слышат, очи не видят…А мы надеялись, было…Гроб глубок – не встанет.Камень тяжёл – не отвалит.Смерть крепка – не воскреснет.А мы надеялись, было…О медлительные сердцем, чтобы веровать!Крепче смерти Любовь.Узы смерти, узы мрака, узы адаРасторгни, расторгни, расторгни, Любовь!Воскресни, воскресни, воскресни, Господь!Здесь преобладает евангельско-библейская («Песнь песней») фразеология. А в гимне Рождеству авторские строфы (по-видимому, пера Мережковского) соседствуют с церковным – в сокращении – ирмосом:
Мы увидели звезду Вифлеемскую,Солнце полночное,Мы услышали песню Ангелов.Слава в вышних Богу,И на земли мир,В человеках благоволение.Христос рождается, славьте,Христос сходит с небес, встречайте,Христос на земле, возноситесь.Он в яслях лежит,Солнце полночное,Звезда Вифлеемская,Сын человеческий,В пустынном вертепе родившийся.Слава Царю смиренному,Слава Солнцу полночному,Слава Христу рожденномуи т. д. (с. 741).