"Современный герой, индивидуальность, осмелившаяся прислушаться к призыву и отправиться на поиски чертога той сущности, воссоединение с которой является его предназначением, не способна - и не должна - дожидаться, пока его сообщество сбросит свою шелушащуюся кожу гордости, страха, рациональной алчности и освященного ложного понимания.
"Живи так, - говорит Ницше, - словно твой срок уже пришел".
Не общество должно направлять и спасать героя - только наоборот. И потому каждый из нас разделяет высшее испытание - влачит свой крест спасителя - не в яркие мгновения великих побед своего народа, а в безмолвные минуты отчаяния личности".
Дж. Кэмпбелл . Герой с тысячью лицами.
- И погаснет в глазах моих свет, и потеряет он краски жизни, в час тот, когда я вновь ощущу на устах своих трепет могучих крыльев Королевы Тьмы!
Знаю, выдержать данную, быть может, последнюю битву, тяжело, но длиться она будет до тех времен, пока не прольется на землю последняя капля крови моей, до вздоха, уносящего душу мою в предрассветные небеса.
Ты неминуемо придешь, когда на землю спустится ночь, и я уже чую опасную поступь - поступь вновь пробужденной Смерти. Я готова, ибо каждое мгновение приближает нашу судьбоносную встречу, встречу на перепутье. Мы вдвоём знаем, что предначертанного не изменить.
И когда придет срок я не закрою глаз, я буду следить, как твоя беспощадная королевская воля в который раз возведет меня на эшафот, с тем чтобы там беспощадной рукою вонзить клинок в мое обескровленное сердце. И он – палач, всего лишь оружие в деснице Божьей.
Гомерический хохот твой, Королева Тьмы, сотрясет безмятежность ночи, разнесется во все стороны неистовым порывом ветра и замрет вдали.
Да будет на все Божья воля.
За окнами темнело, и постепенно сумерки уступили место ночи.
За освещенным окном блока воцарилось относительное спокойствие. Больные забылись тревожным сном, и лишь она лежала, уставившись глазами в потолок. Он казался Виолетте ослепительно белым и каким-то непорочным на фоне людей с их горем и болезнями, разметавшихся на постелях под не гаснувшим ни днем, ни ночью электрическом свете.
Яркая лампочка была вкручена прямо в потолок, символизируя недремлющее око охраны. Сначала она слепила Виолетте глаза. Через несколько дней, привыкнув к ее яркому свету и немного успокоившись, она перестала ощущать неудобство и спокойно спала, не обращая внимания на освещение.
Изредка тишину нарушало чье-то невнятное бормотание или жалкий скрип продавленных сеток изживших свой век кроватей, вперемешку с вздохами и стонами спящих людей.
А сегодня Виолетта не могла спать. Напряжение последних нескольких дней ее жизни было настолько велико, что нервная система набрала такие обороты от создавшихся перегрузок, что усталости не чувствовалось.
Сейчас, спустя несколько часов после очередного обследования, когда встать или хотя бы пошевелиться не было сил, благословенный сон снова бежал от нее. Ей приходилось лежать почти, не дыша, ибо от малейшего движения ее тело взрывалось от боли, которая сквозь кожу проникала внутрь тела, чтобы заполнить собою все ее существо. Тело становилось единой пульсирующей болью и все о чем беззвучно шептали ее губы, была мольба к Богу: « Господи, дай мне умереть! Услышь меня! Услышь!»
Несмотря на боль, она была рада, что наконец-то, впервые, за недельное пребывание в зоне, ее оставили в покое. Ее руки и ноги были привязаны к кровати, а кровать намертво прикручена к полу. Сама кровать представляла собой голые доски, прикрытые тонкой простыней. Врачи торжествующе удалились, считая, что она справедливо наказана за свое упрямство и впредь будет сговорчивее.
Время медленно шло, и постепенно приведя мысли в порядок, она попыталась осмыслить происходящие события.
Она снова вернулась в тот вечер, когда, воспользовавшись доверием, ее обманом привезли в Зону «Х», которая состояла из отдельных одноэтажных зданий с темно-серыми стенами и с решетками на окнах. Зданий было несколько десятков, разбросанных на большой загородной территории, заросшей старыми кленами и акациями.