В поисках смысла

Безусловно, общее есть, и не случайно все эти теории появились именно в XIX веке (плюс несколько лет в ту и другую сторону). В это время рушился по всей Европе, начиная с Франции, «старый порядок», т. е. феодальный строй жизни. Наступал век науки и разума, всё новые машины неузнаваемо меняли жизнь человека, и если подобные изменения происходили в общественной жизни, им надо было подыскать рациональные объяснения. Вот по железным рельсам едет паровая машина и обгоняет дилижанс, значит, всё это кто-то сконструировал и построил; а если сеть железных дорог постепенно охватывает всю страну — значит, есть единый центр, где заранее планируется их строительство, всем владельцам дилижансов на разорение.

И точно так же было важно найти рациональное объяснение любым общественным процессам. Если звезды зажигают, перефразируя слова поэта, значит, это кому-нибудь нужно, выгодно, полезно, кем-то проплачено и организовано. Иначе с чего бы это крестьяне и ремесленники, которые прежде довольствовались своим положением, вдруг вздумали бунтовать? С какой это стати натуральное хозяйство стало сменяться безжалостным капиталистическим рынком, на котором к тому же свободно продаются в немыслимых количествах алкоголь, наркотики, порнография? Почему вдруг имущество простых людей оказывается заложенным, а на них висят неоплатные банковские кредиты? Почему правительства бывают такими бездарными и жестокими? Немыслимо объяснить это совокупностью чьих-то личных замыслов и просто ошибок, в этом наверняка есть хитрый централизованный замысел!

Более того, Европа в эпоху наполеоновских войн вдруг оказалась такой маленькой — да не только Европа, Ближний Восток и заморские колонии тоже были вовлечены в эти войны и революции. Разные и, казалось бы, совсем не похожие друг на друга страны и народы переживали нечто очень сходное, особенно ясно это стало во время революционных выступлений 1848 года, вспыхнувших почти по всей Европе. Значит, эти коварные замыслы исходят не из одного национального центра, миром правит могущественная всемирная организация, а поскольку такой в явном виде не наблюдается, она должна быть тайной, ее ресурсы — огромными, ее влияние — безграничным.

Ну, а кого конкретно назначить на эту должность: масонов, иезуитов, политиков или евреев — уже вопрос второстепенный. Хотя и было доказано уже около века назад, что данный конкретный текст, «Протоколы сионских мудрецов», был в значительной мере списан с того самого памфлета против Наполеона III, он оказался поразительно живучим — его использовали и немецкие нацисты, и крайне правые, и просто любители простых объяснений по всему земному шару. Даже многие обвинения совпадали: во время строительства парижского метро таинственные мудрецы подозревались в том, что именно они его так спланировали, чтобы впоследствии взорвать из-под земли весь Париж. Прошло уже больше века и две мировые войны, но Париж стоит на месте. Зато еще при советской власти мне довелось слышать ту же самую историю про московское метро, недаром же оно носило одно время имя Кагановича — явное указание на тайный каганат!

Эко поступил с «протоколами» точно так же, как они поступили с реальностью. Он изобрел одного-единственного виновника, тайного и почти всесильного, притом омерзительного до дрожи, и приписал ему множество самых разнообразных злодейств. Что ж, Эко — постмодернист, и это типично постмодернистская игра. Но интересно другое.

Девятнадцатый, а за ним и двадцатый век можно было бы назвать веками рождения и смерти модернизма. В девятнадцатом возникла сама идея о том, что всё многообразие общественных процессов можно объяснить действием таинственной и злонамеренной силы, совещания тех самых сионских мудрецов. В двадцатом многие страны, и в первую очередь наша, попробовали на самом деле устроить свою жизнь по этой модели: все решения принимаются всесильным и всеведущим советом (у нас он назывался «Политбюро»), недоступным для простых смертных. Эксперимент провалился, и не признали этого разве что в Северной Корее.

Само появление этого постмодернистского романа, его массовое издание на русском языке ясно свидетельствует: мы, кажется, перестали ужасаться теориям заговора, перестали принимать их за образец для подражания. Мы можем теперь просто иронично улыбнуться по этому поводу, а это самая здоровая реакция.

67. Десятилетие потерянных

Закончилось десятилетие двухтысячных — даже вышел новый том в серии «Намедни». Но говорить о них все же рановато — мы не знаем пока, каким останется это десятилетие в истории, что окажется началом глубинных перемен, а что — случайной рябью на поверхности.