В поисках смысла

Хотя тогда я бы так, наверное, это не сформулировал… Конечно, путь к церкви и затем уже внутри нее не был у меня гладким и простым, как не бывает, наверное, ни у кого, но я сейчас не об этом. Библию я начал читать в Синодальном переводе (дома нашлось еще дореволюционное издание), и хотя Евангелия были понятны, но на Посланиях я совершенно увял. Когда через пару лет одна француженка подарила нам с женой полную Брюссельскую Библию на папиросной бумаге (она и сейчас стоит у меня на книжной полке, сильно потрепанная, но очень дорогая), я взялся и за Ветхий Завет… но мало что в нем осилил.

Понять эти сложные тексты мне помогли книги священника Александра Меня. Он писал о Библии и ее героях достаточно просто и в то же время подробно, а главное, он представлял персонажей библейских историй как живых людей, показывал их отношения с Богом и друг с другом, и становилось ясно: это не просто «дела давно минувших дней», а нечто живое и настоящее, что помогает тебе найти свой путь в этом мире. К тому же мне помогала понять эту Книгу учеба в университете: мы изучали древние языки и античную литературу. Она далеко не во всем была похожа на Библию, но нас учили видеть за текстом совершенно другой мир древности, населенный точно такими же людьми, как и мы. Они совсем иначе одевались и вели себя, мыслили иными категориями, по-другому выражали свои мысли, но они испытывали те же самые потребности и чувства, переживали радость и горе совсем как мы. Древний текст позволял прикоснуться к этому миру, понять этих людей, но только надо было не торопиться, не переносить на них своих стереотипов и учитывать разницу в культуре и мировосприятии. Это касалось и Гомера, и Вергилия, и библейских авторов, которых мы почти не читали; замечательное исключение — спецкурс А. Ч. Козаржевского по Новому Завету, который в целях конспирации назывался «западно-ионийским койнэ». Впрочем, уже и в конспирации не было особой нужды: за год до того, в 1988 г., когда я служил в Советской армии, старшина обнаружил у меня и конфисковал карманный Новый Завет, грозился страшными карами. А замполит полка книгу вернул, добродушно сказав: «Теперь можно». Старшина был в шоке!

Я закончил университет в 1992 году, когда можно было вообще всё, но заниматься библеистикой я совершенно не собирался. Меня привлекал мир византийской поэзии, которая отчасти сохранилась в современном православном богослужении, а отчасти была незаслуженно забыта. Но вышло так, что я «выиграл в лотерею по трамвайному билету»: оказался в нужное время в нужном месте и получил приглашение поехать в Амстердам учиться библейскому переводу, вот такая неожиданная случайность… если хотите считать это случайностью. Приглашение я принял. Это были курсы, организованные специально для людей из бывшего СССР, где ощущалась такая острая нехватка современных переводов Библии, а на большинстве языков переводов не было вообще никаких. Мне понравились эти курсы, я увидел, насколько востребована эта деятельность, понял, что она мне интересна и посильна, помнил я прекрасно и о собственных страданиях над невнятностью и бесцветностью многих страниц старого перевода… и с тех пор я именно переводом Библии в основном и занимаюсь, участвую в различных переводческих проектах, в основном в качестве консультанта, поскольку сам переводить могу лишь на свой родной язык, русский.

Но как же сочетается обращение к Библии как к Слову Божьему с сухим научным анализом этого текста? Для многих это большая проблема. Одним кажется, что верующий христианин обязательно должен принимать каждое выражение Библии в буквальном и прямом смысле: если сказано, что мир сотворен за шесть дней, значит, он возник ровно за шесть суток земного времени, сразу в готовом виде, а думать иначе — значит сомневаться в истинности Откровения. Но, с другой стороны, когда-то люди понимали буквально и те слова Библии, где говорится о движении солнца по небу и на этом основании отвергали как еретическую саму мысль, будто земля может вращаться вокруг солнца. Другие, напротив, находят в библейском тексте множество несогласованностей, позднейших исправлений, и на этом основании начинали редактировать само содержание евангельского текста, выделяя из него некоего «исторического Иисуса», с которым, конечно же, не могли происходить никакие чудеса, потому что чудес, как доказала наука, не бывает. Но ведь чудо на то и чудо, что нарушает законы природы, которые может изучать наука…