В поисках солнца (СИ)

Духи её успели чуть выветриться за день, но они стояли теперь вплотную, поэтому он ощущал их весьма ясно.

— Это апельсин, — с лёгким звенящим смешком объяснила она, — и немного сандала.

— Сладко и свежо, — отметил он, затем уточнил: — Вы хотели выразить своё удовольствие от того, что я обсуждаю с вами дела вашего завода?

Она моргнула, с трудом принимая ту мысль, что его не просто заинтересовал язык её духов — что он так легко научился его расшифровывать. Потому что, конечно, она выбрала с утра этот аромат именно потому, что ей было радостно, что она предвкушала это утреннее обсуждение и, действительно, хотела выразить и благодарность, и удовольствие.

Его проницательность так поразила её, что она призналась в том, что планировала удержать при себе:

— И фрезия.

— Фрезия? — непритворно удивился он, оборачиваясь, но не отпуская ту её руку, которую держал, и вглядываясь в её чуть смущённое лицо.

В Анджелии фрезии было принято дарить на помолвку, выражая тем симпатию и доверие.

Не то чтобы Михар хорошо разбирался в языке цветов, но в связи со сделанным им Магрэнь предложением он освежил в памяти соответствующие параграфы учебника по этикету, поскольку ему предстояло публично оказывать ей знаки внимания, полагающиеся любимой невесте.

— Это слишком тонкий намёк, Магрэнь, — с огорчением и досадой высказал он и уточнил: — Я не умею отличать все эти ваши запахи.

Она почувствовала себя в высшей степени странно.

Он находился слишком близко — почти обнимал её — и лицо, и глаза его теперь были слишком близко, гораздо ближе, чем она привыкла, и поэтому ей было некомфортно и даже немного страшно смотреть ему в глаза.

Её, к том же, смущало отчётливое недовольство в выражении этих глаз — и ещё больше смущало то, что недовольство это он обращает к самому себе, и связано оно с тем, что он не умеет считывать её намёки ароматами во всей полноте её задумки.

— Может быть, мне просто нравится запах фрезии? — из вредности возразила она.

К её глубокому удивлению, он улыбнулся. Потом отпустил ту её руку, которую всё держал — ей показалось, что от того, что он хотел было поднять её и провести по её волосам. Но он поймал себя на этом жесте и тут же руку опустил. Спокойно, чуть насмешливо сказал:

— Если бы так, Магрэнь, вы бы мне сейчас не назвали этот аромат прямо.

От неожиданности и удовольствия она рассмеялась, всей кожей чувствуя, что он ею любуется.

Он сделал несколько шагов от неё, в сторону своего стола, потом обернулся и сказал:

— Вы восхитительны, Магрэнь, и умеете этим пользоваться. Я вижу приёмы, которые вы используете, — он сложил руки на груди и телом опёрся на стол, — но, вместо того, чтобы раздражаться, всё восхищаюсь и восхищаюсь… — задумчиво пожевал губами он, уходя в свои мысли.

Она осталась стоять у окна, обернувшись к нему. В спину ей теперь светили солнечные лучи, отчего с его позиции казалось, что она светится. Магрэнь, в самом деле, рассчитывала именно на такой эффект.

Наконец, выйдя из своих размышлений, Михар бросил на неё долгий изучающий взгляд — в нём совсем не было того восхищения, о котором он говорил только что, но, тем не менее, она в самой пристальности этого взгляда увидела подтверждение того интереса, который она в нём вызывала.

— Кажется, — мятежно тряхнув головой, она прошла мимо него и прислонилась к другому концу его стола, — когда вы перечисляли те причины, по которым решили жениться на мне, одну вы забыли указать.

Не поворачивая лица к нему, она бросила на него косой лукавый взгляд из-под ресниц. Это был прямой вызов: признаешь ты или нет, что я тебе попросту нравлюсь? Он, тоже не поворачиваясь к ней, вполне осознал суть вызова, ответил на него лёгкой усмешкой, и после спокойно согласился:

— Да, про одну я и в самом деле умолчал.

Моментально перестроившись со стратегии «коварная интриганка» на образ «соблазнительная возлюбленная», она хмыкнула, села на его стол и с громким стуком скинула туфли:

— Ох, как же они мне надоели! — томно пожаловалась она, непринуждёнными движениями начиная выпутывать и шпильки из своей деловой причёски.

При этом она весьма удачно расположила ноги в воздухе так, чтобы изящные ухоженные пальчики слегка выглядывали из-под подола.

Михар с интересом понаблюдал за соблазнительным представлением — она мягкими движениями расправляла освобождённые волосы — затем поддел:

— И на этих каблуках вы планировали идти до города?

Она, обдав его кокетливым взглядом, наставительным тоном ответила:

— Я бы подождала попутчика и попросилась бы отвезти меня!

Он улыбнулся краешком губ. Ему нравилось в ней всё: и дерзость, и находчивость, и сильный характер, и очаровательная манера.

Закончив с разбором волос, она капризно протянула:

— Арни, я скоро умру от голода!

Он потянулся за колокольчиком, но она перебила его намерение новым уточнением:

— Только пусть подают сюда!

Михар недовольно приподнял брови: он никогда не трапезничал в кабинете. Кабинет был исключительно рабочей зоной, в которой он либо занимался бумажными делами, либо принимал визитёров.