В поисках солнца (СИ)

Джей сам толком не знал, почему не выдал объекта — он, совершенно точно, не намеревался ничего утаивать. Но всякий раз, как ему следовало бы начать докладывать о том эпизоде, внутри него рождался глубокий, болезненный протест, и он произносил что-то другое, а совсем не то, что собирался, и в итоге так и ушёл, не сказав главного.

Он чувствовал и знал, что должен пойти к патрону и во всём признаться; но он не мог теперь найти в себе сил на этот поступок. Он ощущал себя предателем и соучастником преступления — и не видел для себя никакого выхода.

«Я должен пойти и сказать», — снова и снова повторял он внутри себя то, что соответствовало его убеждениям.

Но всякий раз, как он твёрдо решал, что вот сейчас пойдёт и скажет — внутри него снова поднималось болезненное, мучительное чувство, сжимающее все внутренности как в тиски, до реальной боли в животе и до невозможности сделать глубокий вдох. Джея трясло и лихорадило, как если бы у него поднялась температура, и он только твердил внутри себя: «Я должен, должен!..» — и всё никак не мог пойти и сделать.

Неизвестно, до чего бы он домучил себя этими метаниями, но на очередном витке его прервал вернувшийся от Михара Дерек — хмурый и недовольный. Некоторое время он молча пытался обуздать свой гнев — он не ожидал, что цивилизованная Анджелия лишь на бумаге ушла так далеко вперёд от варварского Ньона. Но, как оказалось, и там, и там политики были совершенно одинаковы: смотрели на людей вокруг себя как на орудия для достижения цели, а не как на живых людей.

С точки зрения Дерека, решение Михара было одним из худших возможных — хуже было бы только принуждать Джея и дальше следить за ним. Джей был живым, дышащим, любящим существом, сутью которого была верность своему патрону. Как сообщить парню, что патрон его, по сути, передал другому, Дерек себе не представлял.

— Джей! — наконец, попытался он как-то начать разговор и, поймав унылый и мрачный взгляд, неуместно оптимистичным бодрым тоном заявил: — Мы с вашим патроном договорились! Ваше нынешнее задание можно считать оконченным. И… хм… — он запнулся, покопался в бороде и выдал: — В общем, я взял на себя обязательства по помощи вам с дальнейшим трудоустройством.

Чего бы ни ожидал от беседы Джей, но явно не этого. Растерянно сморгнув, он попытался вникнуть в суть этих слов, но не преуспел — ему было совершенно не ясно, о чём это они там договорились, причём тут какое-то трудоустройство и что, в конце концов, ему делать со своим так и не прозвучавшим признанием.

— Ничего не понимаю, — наконец, открыто признал он, и тут же быстро добавил: — Сэр.

Кашлянув, Дерек моргнул пару раз и неловко попытался развить мысль:

— Ну, господина Михара не очень интересует вопрос, где и как вы хотите работать дальше, так что мы решили, что лучше вам с этим помогу я.

Джей соображал долго, но Дерек, исчерпав запасы своего мужества, необходимого для разговоров подобного толка, не стал ничего добавлять к уже сказанному.

Так ничего и не поняв в происходящем, Джей, наконец, спросил:

— Я могу с ним поговорить, сэр?

— Да, конечно, — быстро согласился Дерек. По лицу его, впрочем, прошла ощутимая тень: он от такого разговора не ждал ничего хорошего.

И, в самом деле, оказался прав.

Джей и сам-то не знал, о чём и как собирается говорить — но Михар и слова ему сказать не дал. С весьма ощутимым раздражением в голосе он заявил Джею, что тот полностью переходит в распоряжение господина Анодара, и все вопросы по устроению своей дальнейшей судьбы — а также судьбы сестры — должен теперь решать с ним, и его, Михара, всё это более никак не касается.

Побледнев чуть ли ни до синевы, Джей совершил деревянный какой-то поклон, помертвевшим голосом ответил:

— Прошу прощения за беспокойство, господин, — и вышел.

В голове у него шумело что-то несусветное, и, прислонившись спиной к стене, он сел на корточки и прикрыл глаза.

Джей, упаси Боже, не считал себя равным Михару — и даже не претендовал ни на что подобное — но всё же полагал, что между ними имеют место отношения. Со стороны Джея эти отношения строились на глубокой искренней благодарности и готовности служить своему патрону верой и правдой. И он не то чтобы ждал в ответ чего-то наподобие отеческой любви — но, во всяком случае, полагал, что имеет право на уважение.

Ситуация, в которую он угодил ныне, оказалась настолько неожиданной и болезненной, что он напрочь позабыл о своей собственной провинности — утаённой попытке побега. Она, так неотвязно мучившая его последние сутки, вдруг затерялась на заднем плане за осознанием того факта, что его только что передали из рук в руки, как какую-то вещь, да ещё и в комплекте с сестрой.

Джей никогда не торговал своей верностью — и это скорее было вопреки воспитанию, полученному в клане, ведь верность наёмника принадлежит тому, кто её оплатил. Но настоящим наёмником Джей так и не стал, и верность свою он отдал Михару совершенно бескорыстно.