В поисках вечного града

Этим школьникам, из‑за молчания которых две или три дамы из числа постоянных прихожанок Обыденского храма сделали вывод, что «у них нет ничего святого», казалось, что над ними просто издеваются. Они ничего не сказали (им было не до того, чтобы возмущаться), но ушли из церкви с обидой и на отца Николая, и на певчих. А в первую очередь — на тех, кто, установив некогда обычай отпевать в эти дни умерших пасхальным чином, отнял у них возможность просто плакать у гроба одноклассницы — без этого неуместного и, с их точки зрения, кощунственного веселья.

Вместе с тем в слезах Машиных одноклассников было много больше правды, чем в нарочито весёлых лицах возмущавшихся их слезами дам. Об этом мне сразу сказал тогда отец Александр Мень, а теперь я это очень хорошо понимаю и сам, ибо в дни Святой Пасхи плакали не только московские школьники у гроба своей подруги. В эти дни плакала Магдалина, повторяя одно и то же: «Взяли Господа моего, и не знаю, где положили Его». Плакали и другие мироносицы, о чём так хорошо говорится в воскресных тропарях:

«Весьма рано утром спешили мироносицы ко гробу Твоему с рыданиями, но пред ними предстал Ангел и сказал: кончилось время рыданий, не плачьте, но идите и скажите апостолам о Воскресении Его».

Плакали и сами апостолы, грубые, казалось бы, рыбаки, ибо поверить в то, что Христос воскрес, и понять, что это значит, совсем не просто. И вообще мы сегодня с такой лёгкостью восклицаем «Христос воскресе» только по одной причине: потому, что плохо вчитываемся в Евангелие и не пытаемся проникнуть в тайну состояния Его учеников в те дни…

Не случайно перед пасхальной утреней возле закрытых ещё дверей храма у греков читается начало 16–й главы Евангелия от Марка (у нас этот момент пасхальной утрени утрачен), заканчивающееся словами: «И никому ничего не сказали, ибо боялись». Я вспомнил об этом во время отпевания в Светлый понедельник и сказал молящимся о том, что проникнуть в тайну Воскресения нам очень трудно, особенно когда сталкиваешься с реальным горем. Но трудно было и ученикам Иисуса, ибо их горе было именно таким — абсолютно реальным. Вот почему в древности пасхальное богослужение было наполовину печальным. Его настроение в составе сегодняшней пасхальной службы лучше всего передаёт песнь «Плотию уснув яко мертв», в которой ясно слышится и боль, и горе.

Эта боль есть сопditio sinе quа non, или непременная составляющая пасхальной радости, о чём мы, в отличие от первых христиан, увы, очень часто забываем. В результате праздник теряет весь свой смысл и растворяется в чисто секулярном веселье и бесконечных застольях.

К счастью, есть «день великого молчания» — Великая суббота с её удивительной, полной света и боли литургией и строгим постом. Во всех смыслах этого слова особенный день, который сегодня на Руси много больше похож на день Святой Пасхи Христовой, чем само наступающее вслед за ним воскресенье.

О ПАСХАЛЬНОЙ РАДОСТИ

В своих воспоминаниях об отце Алексие Мечеве инокиня Мария (Тимофеева) рассказывает, как однажды ей"пришлось спросить батюшку:"А почему иногда не в полном совершенстве вкушаешь эту радость Пасхи, жалеешь о днях поста и в особенности о страстной седмице?" — "Это потому, — ответил мне батюшка, — что мы с тобой еще не совершенны, не способны воспринять рай… Пасха — это служба райская, а нам ближе покаяние, так как мы не совершенны"".

О феномене, на который обратила внимание инокиня Мария, и теперь часто приходится слышать от верующих людей, сетующих на то, что постом, в дни Святой Четыредесятницы и Страстной недели, они чувствовали в себе и силы, и бодрость, и какой‑то внутренний подъём. Действительно, пост — это время напряженного труда. Именно поэтому, продолжают они, в эти недели удалось немало сделать и, главное, почувствовать близость Божию, а теперь, в дни Святой Пасхи, на смену этому подъему пришла какая‑то вялость, расслабленность и"размагниченность". Так или иначе, разумеется, в разных словах, но об этом"пасхальном синдроме"говорят почти все.

"Нам ближе покаяние", — ответил на вопрос Марии о. Алексий. И не только в силу нашей греховности, но и по той причине, что покаяние всегда, как любил говорить о. Алексий Мечев, ставит нас лицом к лицу с задачами не всегда простыми, но во всех случаях жизни предельно ясными. Покаяние — это всегда работа. Преодоление лени, освобождение от разного рода навязчивых мыслей и страхов, что живут внутри нашего"я". Обуздание всякой страсти — зависти, злобы, ненависти, вожделения и так далее.

Кроме всего прочего, покаяние неминуемо выливается в просто честную работу, которую каждый из нас выполняет среди коллег и друзей, дома и на службе. И последнее: всё, что требуется от нас при покаянии, довольно просто выразить в словах. Что же касается пасхальной, или"райской", по выражению о. Алексия, радости, то здесь всё оказывается бесконечно сложнее.