В поисках Великого хана

Беглецы еще не могли решить, остаться ли им на суше или идти в плавание, где их ждет общая участь, но где зато они будут разлучены из-за различного положения. Однако воспоминание о толпе изгнанников, которую Фернандо видел возле Севильи, быстро разрешило все его сомнения. Он испугался, как бы это религиозное преследование не коснулось их самих, как только флотилия уйдет в море, и не разлучило его с Лусеро навсегда. К тому же, мысль об этом опасном путешествии вызывала в нем юношеский восторг. Наконец он решился стать корабельным слугой на адмиральском судне и простился с пономарем из Палоса и с землевладельцем Кавесудо, который нередко давал ему и Лусеро приют в своем гостеприимном доме и у которого они провели единственные хорошие часы с тех пор, как бежали из Андухара.

Диэго, сын адмирала, был поручен заботам Кавесудо. Этот богатый крестьянин из благодарности к Колону обязался сам отправить его в Кордову, чтобы он там жил вместе со своим братом Фернандо под присмотром Беатрисы.

Впервые в своей жизни Куэвас ступил на корабль; он был восхищен его видом, но в то же время должен был сделать усилие над собой, чтобы свыкнуться с трудностями этой новой жизни.

Он почтительно поклонился маэстре Хуану де ла Коса, облеченному божественной властью в этом плавучем деревянном доме, первому после дона Кристобаля, верховного капитана. Представился он также и шкиперу Санчо Руису, и контрамаэстре Хуану Лекейтио, баску, по кличке Чачу, а также познакомился со всеми остальными должностными лицами, которым предстояло управлять всей жизнью судна на море.

Больше всех его внимание привлекали двое — кладовщик, с которым он должен был иметь дело ежедневно, в обеденное время, и так называемый смотритель корабля — боцман, который был его непосредственным начальником, так как именно в его распоряжении находились юнги и корабельные слуги.

Этот боцман был старым моряком, по имени Хиль Перес; многочисленные сыновья его плавали на различных судах, и поэтому он обращался с подчиненной ему молодежью с грубоватым добродушием, как и надлежало человеку старого закала.

Никогда не сбиваясь с начальнического тона, сурового и в то же время благожелательного, он знакомил юношу с корабельной жизнью и с обязанностями, которые ему надлежало в точности выполнять.

Экипаж он делил на два разряда — «носовых» и «кормовых», и само собой разумелось, что большинство составляли «носовые». Это понятие охватывало всех — обученных матросов, корабельных слуг и юнг. К «кормовым» же относились только те, кто обслуживал лиц, находящихся в кормовой башне.

Так как экспедиция отправлялась по приказу королевской четы, боцман припомнил все правила, действующие во время военных походов на адмиральских каравеллах королевского флота. Среди «носовых» имелись такие, которые именовались прыгунами, оттого что они первыми прыгают на неприятельский корабль в случае абордажа; другие назывались избранниками, оттого что получали повышенное жалованье, некоторые носили звание крыльевых, оттого что их боевой пост был на бортах корабля.

— А для каравеллы борт — все равно что для птицы крыло, вот потому-то, наверно, их так и зовут — крыльевыми.

Во время сражения матросы должны были для большей свободы движений сбрасывать с себя одежду, а свои тюфяки, платье и альмоселы складывать у бортов корабля, в виде мягкого заслона от неприятельских выстрелов. Альмосела, которую носили все моряки в холодные и бурные дни, представляла собой головной убор в виде капюшона, переходящий в короткий плащ или пелерину.

Затем боцман с гордостью стал показывать орудия «Санта Марии». Особыми достоинствами они не отличались, если сравнить их с орудиями других кораблей, на которых он плавал во время войны с португальцами или во время защиты Малаги от флота африканских мавров. Он рассказывал о фальконетах, бомбардах и пасоволантах, обычно объединяемых под общим названием громов, метавших железные ядра или каменные шары. Химическое соединение селитры с серой называли порошком. Орудия меньшего калибра, то есть легкая артиллерия, состояли из серватанов и ривадокинов — от слова «ривальдо», иначе говоря — «пройдоха» или «разбойник». В других же странах названия пушек придумывали, пользуясь названиями разных отвратительных животных — серпентины, кулеврины,[79] двуглавые псы. Самые мелкие орудия «Санта Марии» именовались версос — стишками, а лафеты — лошадками.

На адмиральском судне было четыре бомбарды с каменными ядрами. На «Пинте» и «Нинье» были по две бомбарды меньшего калибра со свинцовыми снарядами и по нескольку фальконетов на бортах. Для экипажа предназначалось кой-какое огнестрельное оружие, пищали, и аркебузы, и множество арбалетов, луков, шпаг и топоров.