В полночных звёздах правды нет. Избранное

Вот – перед вами баллада о Боу Да Тоне.Тибу хотел он сместить, что тогда был на троне.Грабил и убивал он тогда в Алалоне.И прогневились на Боу бирманские боги:Встретил разбойник судьбу на Катунской дороге.Бабу Харендра остался с наградой в итоге.Жил-был Боу Да Тон; был воином ондерзким, бесстыдным, богатым:И ружьё его, и сабля егоукрашены были златом.Павлинье Знамя над его парнямибыло символом мощиЖёстким от золотого шитьяи от крови людской – ещё жёстче.Сильного – пулей, слабого – саблейубивал разбойный владыка.От салуинских кустарников было такдо чиндвинского тика.Он смерть на кресте посылал князьям,жертвенный огнь – челядинам.Он мучил старух, и, к мольбам их глух,им нутро заливал керосином.Меж тем за морями (где – знаете сами)вещали газетные слизни:«Вот – молодечество! В борьбе за отечествопатриот не жалеет жизни!»И «Бирм'aнские новости» отвергали без совести,выдавали злобные вракиОб усталых ребятах, о белых солдатах,что ходят в форме хаки,Что тяжёлым шагом по холмам и оврагамидут через джунгли, что ныне,Совершая работу, умирают в болотеи приют находят в трясине,Что творят историю по Воле Виктории,что отдают свои жизниЗа Гордость Расы, за всех за нас, иза Мир для своей Отчизны.Из таких вот ребят был набран отряд,(их полк звали «Чёрным Тироном»).О’Нил-«Хитрован» этот дружный кланвозглавил в войне с Боу Да Тоном.Семьдесят солдат составляли отряд.Гнались они дни и ночи,Ночи и дни гнались ониза тем, кто был зверя жесточе.Ирландские парни из Г'oлуэя,из Лаута и Милна здесь были.Нанося потери и неся потери,перед смертью они шутили,И всякий раз в их последний час,уходя из этого мира,Благословляли они даже грязьна подмётках своего командира.Им с ним повезло; но, как назло,всё не везло с добычей:Обойти ловушку, не попасть на мушкуу Боу вошло в обычай.И всё ж Боу Да Тон был врагом покорён,его терпением адским.Он взглянул с интересом на ирландских солдат,и его интерес был братским!Так мир устроен: где с воином воинвоюет, там ум, разбужен,Открывает вдруг, что лучший друг –это враг твой, что кровью заслужен.Раздвинули ветки; по сигналу разведкиирландцы вышли из мракаВ ночном бою, в рассыпном строю –атака! атака! атака!Рванули, как бесы, из туманной завесы.Залп! Дорога – открыта. –Мелькнула набедренная повязка –Мелькнула серьга из нефрита. –Какое «ура»? Убитых – гора,и пламя в деревне ярое,А Боу Да Тон ушёл за кордон,

чтобы снова приняться за старое!И, прокляв со страстью ирландское счастье,смолкли все, и молчали, покудаОдин из них, что был скромен и тих,не промолвил: «Ну, ловок, паскуда!»И мёртвых своих схоронили они,доели говядину скоро,И, как в прежние дни, принялись ониловить бирманского вора.«До греческих календ», говорят,но кому-то пришла идея,И – понеслось: «Пока О’Нилне вернётся с головой лиходея!»О’Нил гонялся за ним по холмам,на равнине его беспокоил,Но вновь Боу Да Тон холмы оседлали, к тому же, силы удвоил!Но сын Востока был бит жестоко.Однажды в бою упорномРазбили чёрта за пределами форта,что бы у него опорным.И когда Светило вниз покатило –з'a день оно устало –В покинутый лагерь они вошли.Деревня огнём пылала.Там на фоне заката, которого златопредвещало чудо восхода,Крест чернел проклятый, где мертвец распятыйвещал, что уход – без исхода.Но рассветного бриза, что прошёлся по низу,на свете не было слаже,И высокие травы перед ним величавосклоняли свои плюмажи.И всякий солдат в то утро был радтому, что на свет родился…Но… На 'yтре дня брызнул сноп огня,и серый дым заструился.Охнул О’Нил: благословилпулей его самодельнойТуземный стрелок – в локоть – мой Бог! –боль была беспредельной! –И тем после драки обеспечил воякеотпуск многонедельный.(Пулю сработал местный кузнециз телеграфного провода,И металл, остёр, тело с тех поржалит, как жало овода.)_________Времени мало прошло; завоняларана его гнилаяВ душном госпитальном баракегорода Мандалая.И дрожать постоянно рука капитаналевая стала. – Оу!И О’Нил не раз говорил: «Ну, щасвстретить бы этого Боу!»Потом лихорадка пришла. «Ребятки,дело моё погано, –Молвил О’Нил, – но… Сто б рупий далза голову бандюгана!»Опахала, подвешены, скрипели бешенои крутились неперестанно,Но Бабу Харендра (гом'aшта) был рядом,и слышал слова капитана.И он вспомнил Дакку, свой дом; при нёмводоём рукотворный; далееВстрепенулась душа, и ряды камышаон увидел в далёкой дали, иО жене и о сыне он вспомнил, что нынеучится в высшей школе;Он вспомнил – и тут же мысль отогнал –о ранах и дикой боли,И от грёз очнулся, и почти вернулсяв явь… Однако, что это?Серебряноглавый Боу пред нимявился в потоках света!И гом'aшта смущённый, виденьем прельщённый,

двинув к жене и сыну,Обманул возницу, как во сне не приснится,не заплатив половину!_________Минули месяцы. Враждебный мирстал враждебнее вдвое:Боу восполнил потери и вновьвстал на стезю разбоя.А О’Нилу войны надоели; достойноизменил он свою судьбину:В далёком городе Симуринашёл он свою половину.Была она изящна, нежна;тихий, приятный голос;Чистое золото – сердце её,волос – что зреющий колос.Но не знала, что добрые руки того,кто ласкал, обладали даромОт плеча до пояса рассечь в боючеловека одним ударом,И не знала, что губы, что были ей любы,что эти вот самые губыКоманды «Пли!», «Руби!» и «Коли!»в бою отдавали грубо,Что в глазах, где от лёгкого вздоха еёрождаются ангелы, – чертиКогда-то не зряшно рождались: бесстрашноон взирал на Ворота Смерти.(Это дело такое, дело чисто мужское:если ты – настоящий мужчина,Ты о страшном прошлом с самомнением пошлымне расскажешь Невесте невинной.)И мало о прошлом О’Нил вспоминал,умиротворён и спокоен,И Бабу Харендра был последним из тех,о ком вспоминал наш воин._________Обычный груз по обычной грязимедленно и угрюмоПравительственный караван быковвёз по дороге Катуна.В белых одеждах, в светлых надеждах,поедая бирманские яства,В конце каравана ехал Бабу,опора, оплот государства.И верил Бабу в благую судьбу,довольный самим собою,Но призрак бандита пред ним сердитосеребряной тряс головою.Вдруг… Что случилось? Остановиласьголовная повозка… ОхранаВ сильном волненье; слуги в смятенье…Э, тут дело погано!С воем и с рыком, с криком великимиз джунглей на лужайкуВылетел Боу Да Тон на коне,пешими – вся его шайка.И ружейный хор поднял общий орнад общей зелёной кроной.«Вот я вас!» – рявкнул бландербасс,дробью рыгнув ядрёной.«Вот вам, сэр!» – грохнул револьвер,и звуки войны не ослабли,Ибо здесь и там по прямым штыкамзастучали кривые сабли.Людей, что бритвой, косило битвой,и сталь со страстью бесчиннойПлоть живую, звеня, торжествуя,делала мертвечиной!И с бычьей тоской на обычай людскойживотные смотрели печальные,Где души из тел в иной пределвзлетали в миры изначальные,На многих возню, на двуногих резню,на приливы её и отливы,Где Знамя Павлинье взметалось ныневеличественно и горделиво.

Но драки нет злей, и нет веселей,и не бывает зловещейТой, где правительственный караванБоу сжимает, что клещи,И подумал Бабу: «Искушать судьбумне, пожалуй, что н'e для…»И подумал Бабу: «Искушать судьбуне бу… Сбег'aю немедля!»Но судьба решила на свой манер(как это бывает обычно):Последнюю повозку с бою взятьБоу решил самолично!Но тот, кто дёру давал в ту пору,увидев, что Боу рядом,Воскликнул: «Ах!» и – на Боу в страхесвалился живым снарядом!Бабу годами служил властямпод гнётом двойного груза:Росла с годами мошна с деньгами,а также росло его пузо.Двадцать ст'oунов весил доспехна Боу (об этом торговцыПомнят – и всюду праздному людублеют, что глупые овцы).Двадцать ст'oунов весил Бабу(плюс высота и скорость),И Боу с Бабу вступить в борьбупомешала внезапная хворость.Внезапная б'oлесть закончила повесть,потух разбойный пламень,И Боу Да Тон повалился, как бык,и на месте застыл, что камень.Бабу на разбойнике, почти на покойнике,от страха взвыл оголтело,Но Боу дух, как и пламень, потухи с шипеньем покинул тело.Так в бою за добычу своюжалко и некартинноБоу, страшный чиндвинский смерч,сдох, как простая скотина!_________Однако ж, вернуться пора в Симури,вернуться пора в то место,Где О’Нил, посадив на колени жену,ласкает её, как Невесту,Где боль солдата, что он когда-топочувствовал в миг раненья,И где стон его, словно сон его,словно дьявольское виденьеБылых потерь – забыты теперь,как бойни побед-поражений,Здесь, в цветочном раю, в обезьяньем краю,которого нет блаженней.Портупея снята, портупея пуста,пройдены чёрные мили, –Здесь и сегодня Благодать Господня –на капитане О’Ниле!Но кто это? Вон – пришёл почтальон,путь проделав неблизкий.Парень ражий стоит с поклажей,протягивает записку:«Сто десять рупий прошу прислать.Адрес указан ниже».«Сто десять рупий?» – удивился О’Нил. –«Однако, что я тут вижу?»То пришла посылка. Почесав в затылке,за нож он взялся привычно,Взял молоток, постучал чуток…Та к был прерван завтрак обычный.Крышка открылась, и – покатилась…О’Нил удержался от стонаЕдва-едва: то была головаврага его – Боу Да Тона!Приклеена к голове былазаписка витиеватая:«Хозяйство Фильдингского полка.Лагерь.

Январь, 10-е.Дорогой сэр! Имею честьГолову Боу Вам преподнесть,А также шлю Вам поклон свой низкий(Голову найдёте здесь, под запиской).Волю Вашу, как волю богов,Я всегда исполнять готов.Сто рупий прошу переслать по почте,Но положенье моё упрочьтеЩедрой прибавкой: своя и врагаКровь человечья – всегда дорога!И я, к тому же, кормлю детишек,Моих девчонок, моих мальчишек.Бычий правительственный караванЖелает Вам здравья, сагиб капитан.Желаю того же – от всей души.ВашБабу Харендра Мукерджи»._________Как волей могучей змеи гремучейвлеком зачарованный кролик,Как в мире туманном вед'oмы дурманомкурильщик и алкоголик,Как овёс и сено обыкновенноманят к себе лошадок,Как ждущее ухо ко всем звукам глухо:только шёпот любви ему сладок,Так О’Нил, молчалив, сидел, отстранивмягко свою Мадонну,И с горькой думой глядел угрюмона голову Боу Да Тона.А рядом блистали ложки из стали,пылко блистали вилки;Тут же нередки были салфетки,блюдца, тарелки, бутылки.И на ум пришло, что давно прошло:время потерь и лишений,Рукопашные схватки, и засады, и прятки,и дым, и огонь сражений, –И ночной марш-бросок через степь и лесок,и утром – прорыв, где не ждали,И вечером – банджо («Сыграй, корифан Джо!»),и проводы павших, и дале –Вонь болот вспомнил он – и тотрезкий противный запах,Когда сверху вниз – удар, и – заткнись,не вой: ты у смерти – в лапах, –И вспомнил поганскую ругань ирландскуюу Куттам'aу потока,Где, увидев кресты, что стояли густы,парни ругались жестоко.Словно старый барк, он ушёл во мрак,в Прошлое двинул мрачное,В Прошлое двинул, в мыслях покинул,оставил свою Новобрачную,Ушёл в то время, где, молод, и в холодкогда-то трудился без меры,Где Боу Да Тона гонял бессонноот М'aлуна и до Цалеры.Как труп, что на дне на большой глубинеизвне еле-еле брезжит,Так брезжила в нём бесстрастная страстьтех, кто стреляет и режет.Боялись его, но солдаты егоне глядели, делая дело,На него с тем страхом, с каким женасейчас на него глядела.Четыре месяца держала власть,что Вечностью ей показалось,И вот оказалось: кое-что в нёмей неподвластным осталось.Ужас – двойной: головы с головойбой продолжался великий, –Чёрной – в жестоких шрамах глубокихс Красной, страшной и дикой, –Где дух и основа чего-то такого,что женщина прежде не знала,Где ключ от Минувшего (казалось, уснувшего),