По дороге во дворец я практически не замечала ничего вокруг, так напряжённо обдумывала сложившуюся ситуацию. Невольно приходило в голову сравнение между предполагаемой кражей портрета и недавней историей с герцогской печатью. В тот раз я наотрез отказалась участвовать в рискованном предприятии — хотя в конечном итоге и оказалась в него втянута. Но сейчас кое-что изменилось. Во-первых, похищение печати — государственное преступление, похищение же портрета — дело личное. Если бы о первом узнал король, с него бы сталось разрешить герцогу наказать дворянку со всей возможной суровостью. Опасаться того же в истории с портретом не приходилось. Тут герцог и сам сделает всё возможное, чтобы замолчать ситуацию. (Впрочем, отомстить всё равно попытается, так что лучше не попадаться). Во-вторых, тогда речь шла о деньгах, теперь же на кону стояла будущая жизнь Мирейи. В такой ситуации я готова была пойти на значительно больший риск. Лишь бы избавить её от сомнительного счастья в виде любвеобильного и недалёкого маркиза Дориона. Ну, и в-третьих, теперь у меня был для этого дела надёжный исполнитель. Но об этом после.
Когда я вернулась во дворец, снаружи уже стемнело. Пройдя в свои покои и немного освежившись, я направилась в хорошо знакомую комнату, полупустую и мало использовавшуюся. Зажгла свечу и привычно провела над ней ладонью, вызывая призрака.
— Что тебе надобно, старче? — осведомилась Майя, позёвывая.
От такого приветствия я закашлялась, да так сильно, что чуть ненароком не потушила свечу. Привидение осталось весьма довольно произведённым эффектом.
— И почему только все считают, будто призраки умеют исключительно пугать людей? — философски протянула она. — Подшучивать ничем не хуже.
— Просто людям немного сложно ассоциировать привидение с чувством юмора, — отозвалась я, откашлявшись.
Сегодня девушка была одета традиционно, в белое. Из-под широкого платья с многочисленными рюшами выглядывали весьма соблазнительные чулочки. Волосы прикрывала кружевная вуаль, но лица она не прятала.
— Глупости, — фыркнуло привидение. — Чувство юмора — величина постоянная. Если оно есть у человека при жизни, то и после смерти никуда не девается.
— А знаешь, это внушает оптимизм, — искренне заметила я.
— Вот видишь! И от призраков бывает польза, — с нравоучительной интонацией объявила Майя, после чего довольно легкомысленно покружилась по комнате. Ясное дело, не касаясь ногами пола.
Эти слова настроили меня на деловой лад.
— Майя, у меня к тебе есть просьба, — сказала я напрямик. — Мне, право же, очень неловко. Я хорошо знаю, что вы, призраки, предпочитаете вести параллельное с людьми существование и никак не вмешиваться в нашу жизнь. Я всё это хорошо понимаю, но… Пожалуйста, помоги мне! — Я умоляюще сжала руки. — Я сделаю за это всё, что ты скажешь! Хочешь, снесу тебе сюда все украшения фрейлин, хочешь, неделю буду без перерыва пересказывать дворцовые сплетни и в подробностях описывать, кто какой наряд надел на последний бал. А хочешь, могу пойти ночью на кладбище и раскопать какого-нибудь покойника. Или, наоборот, закопать живого…
Не знаю, как насчёт разжалобить, но позабавить призрака мне точно удалось.
— Если ты готова сплетничать целую неделю, значит, у тебя точно что-то серьёзное, — заметила она.
Я про себя отметила, что предложение закопать кого-нибудь на кладбище она таким весомым аргументом не считает.
— Очень, — признала я.
— Что стряслось?
И я рассказала ей о последних событиях. О плане герцога выдать сестру замуж, о моём знакомстве с маркизом и о хранящемся у Конрада портрете, который мы могли бы использовать в качестве козыря в этой борьбе.
— Но ты ведь знаешь, что я при всём желании не смогу принести тебе эту картину? — напомнила Майя. — Мы не имеем возможности воздействовать на материальный мир.
— Я знаю. Но ты окажешь мне огромную услугу, если просто выяснишь, где этот портрет находится. Для тебя ведь не являются преградой замки и стены. Ты можешь заглянуть внутрь любого сейфа. А с тем, как достать оттуда портрет, я буду разбираться отдельно.
Теперь я, затаив дыхание, ждала, каким будет её ответ.
— Конечно, это против правил, но думаю, что я могу тебе помочь, — проговорила девушка. — Хотя негласные ограничения и существуют, они всё больше относятся к теории. На практике почти никто из наших не может говорить с людьми, а почти никто из вас не может нас слышать — шорохи и тоскливые завывания не в счёт. Поэтому и о вмешательстве в человеческую жизнь речь как правило просто не заходит… Да, я попытаюсь помочь, — повторила она, подумав ещё немного. — Я солидарна с вашим планом. Мы, женщины, должны поддерживать друг друга, даже после смерти. Это единственное средство выстоять в мире мужчин. Я не желаю Мирейи такой участи, как брак с совершенно непривлекательным для неё мужчиной, единственной целью которого является её приданое. Это напоминает мне крайне неприятную историю, которая произошла когда-то с Эльвирой Альмиконте.
— Эльвирой Альмиконте? — нахмурилась я.
Сколь ни напрягала свою память, это имя ни о чём мне не говорило.