Далее Ученик мельком задержался на предлагаемых автором методах вычисления степеней бюрократизации, вознаграждения, паразитарности, идеологизации и т. д. Из прилагаемых таблиц было очевидно, что степень бюрократизации растет, что обостряются контрасты в распределении, растут траты на идеологию и аппарат подавления. Из рассуждений автора и таблиц было очевидно, почему увеличивается средний возраст руководителей, почему здесь власть старцев есть неизбежное зло. Ученика поразило утверждения автора, что у нас имеет место коллективная эксплуатация людей, вполне сопоставимая с рабством и крепостничеством. Ученик сначала усомнился, прочитав величину трат на культ Вождя. Но разобрав приводимые данные, не нашел, к чему можно было бы придраться. И ему стало нехорошо на душе. Наше общество — идеологическое не только в смысле огромной роли идеологии, прочитал он в трактате, но и в смысле дороговизны идеологического оформления спектакля жизни и идеологических ритуалов. Мы смеемся над обществом инков или египтян в этом плане, а сами являем собою образец общества еще более страшного с этой точки зрения. Наши идеологические жертвы превосходят все то, что знала история до сих пор. В заключение автор делает вывод: наше общество есть идеологическая, бюрократическая, жандармская, милитаристская, с системой социальных привилегий и т. д. цивилизация. Никаких иллюзий не остается. Мы должны взглянуть правде прямо в глаза.
Рассмотрев условия жизни людей в клеточках, автор показал, почему в обществе в целом как в скоплении огромного числа клеточек возникают возможности для всех тех отрицательных явлений, которые стали очевидными, — для системы привилегий, для бюрократизма, для массовых репрессий и т. д. Именно из удобств жизни в клеточках вырастают неудобства жизни в обществе в целом. И если уж думать о переустройстве общества, то начинать его надо с реформ для внутриклеточной жизни, т. е. с самих основ.
Ученик крайне удивился, узнав из рукописи совершенно очевидный факт, что в нашем обществе отсутствует конкуренция между клеточками. Конкуренция предполагает независимость конкурирующих. У нас же между клеточками имеют место такие отношения взаимной зависимости, что всякая конкуренция исключена. А «соцсоревнование» лишь есть типичная демагогическая и пропагандистская липа.
К этому надо еще вернуться, подумал Ученик, и прочитать внимательнейшим образом. Этот автор не дурак. Интересно, пил он или нет? А каковы его отношения с бабами были? Был ли он женат? Были ли у него дети? Не может быть, чтобы Они /кто Они?/ уничтожили все следы. Что-то осталось. Надо попробовать установить автора. А вдруг он жив? Вдруг ему чем-нибудь помочь удастся?
Другая система ценностей
Потом мы выгребаем из карманов все, что осталось. На закуску уже ничего не остается. Только на конфетки. Он свою долю конфеток кладет в карман. Плевать мне, ребята, на ваши университеты и консерватории, говорит Он. Мне вообще плевать на ваши спектакли. Я живу в своем мире. У меня есть своя система ценностей. Какая же, спрашивает Костя. Хотите, говорит Он, могу показать. Тут недалеко. Пошли?
Мы идем в один из глухих переулочков в районе Арбата. Раньше тут был обычный старый дом. В нем был подвал. В подвале жили люди. Как они жили! Семь семей на площади не более ста квадратных метров. Пол на кухне сгнил. Проступала вода и содержимое канализации. Ребята, сказал Он дорогой, там меня принимают за полковника Органов. На оперативной работе. Им так нравится. Не выдавайте меня. Буду благодарен, если вы изобразите моих подчиненных. Пусть кто-нибудь обмолвится и назовет меня полковником. Идет? Встретили нас в подвале с великой радостью. Два маленьких пацана кинулись к нему на шею, и Он дал им конфеты.И мы почувствовали себя подлецами. И сыграли игру, какую Он просил нас, без всякого усилия. Будем, товарищи, писать письмо по поводу пола, сказал Он. Думаю лучше Ворошилову. Лучше Буденному, сказал пожилой мужчина. Я служил у него. Буденный сейчас делами не занимается, сказала девочка лет пятнадцати. Надо Ворошилову. Потом мы стали разговаривать с жильцами о том о сем, а Он уселся с несколькими энтузиастами сочинять письмо. Жильцы кивали на Него, говорили, что Он — хороший человек, сразу видно — большой начальник, что если бы все там были такие... Наконец, письмо было готово. Я попрошу Вас, товарищ майор, сказал Он Степану, отпечатать эти бумаги на машинке завтра в трех экземплярах. Послезавтра я занесу вам, вы отошлете. Ворошилову одно письмо, а копии одну в райсполком, другую в редакцию газеты «Правда». Поняли? Отошлете по всем правилам отсылки важных бумаг, чтобы документ был.