Помню, как последовательно, день за днём, по телевизору рассказывали о том, как сам куда-то упал южнокорейский пассажирский самолёт. В газетах рисовали маршрут самолёта. Потом, не моргнув глазом, стали показывать солдатика, который в этого «Боинга» стрельнул. И солдатик говорил: – А вдруг этот «Боинг» нёс бомбу на мой мирный домик, где мои жена и дети?.. Враньё с Чернобылем, «Курском», Бесланом, Грузией…
Хорошо оплачивается, почему не врать?..
И почему Америка на свои деньги должна рассказывать нам о Высоцком, читать главы из запрещённых произведений? Ну, ясно, конечно – чтобы развалить наше хорошее государство.
Можно ли развалить хорошее государство, рассказывая людям правду?..
Борода и джинсы в стране Советов были одними из признаков инакомыслия. Как я уже говорил, что такое «диссидентство» я не знал до встречи с Мулевичем, но про джинсы слышал, что это вещь хорошая и популярная. Даже видел, как по городу расхаживают, выделяющиеся из толпы парни и девушки с видом, который отличался от общепринятых стандартов. Естественно, мне тоже хотелось иметь джинсы. Я об этом желании сказал жене, на что она даже слова против не ответила. Она вообще никогда мне не возражала, считая это безнадёжным занятием.
Но я всегда с ней советовался.
Иногда уже после того, как совершал какую-нибудь безумную покупку.
В общем – жена согласна. Можно джинсы покупать!
И тут прохожу я по улице Карла Либкнехта и вижу в витрине киоска синие штаны. Дыхание перехватило… Подбегаю, спрашиваю у продавщицы: – Это джинсы? Тётенька на меня посмотрела с удивлением: – Да, джинсы. – А сколько стоят? – у меня даже во рту пересохло. – Четыре рубля. – Ответила продавщица.
У меня в кармане не было таких денег.
Я сказал: – А вы их можете попридержать? Я сейчас за деньгами сбегаю!.. – Пожалуйста, – ответила тётенька, – и посмотрела на меня с ещё большим удивлением.
Я галопом побежал в нашу бухгалтерию, кричу: – Помогите! Скорее!..
Дома я примерил покупку. Теперь у меня есть настоящие джинсы! Правда, коротковаты. Да, ладно. Джинсы же! Только почему-то в зеркале я не выглядел, как те парни и девушки, которых я иногда видел в джинсах на улице. Кроме того, что были они короткими, широкими, они ещё и в зоне бикини висели мешком.
Мудрость, знание, опыт приходят с годами. Уже теперь я знаю, что мои джинсы-штаны были вьетнамского производства. Ну, и выглядел я, соответственно, как солдат освободительной вьетнамской армии. Не хватало только ихней панамки и автомата.
Эти «джинсы» оказались фантастически носкими. Я сменил уже несколько костюмов и купил себе, наконец, настоящие джинсы, а моё вьетнамское сокровище всё не рвалось и даже не выцветало. Я сто раз хотел его выкинуть, но не было повода. И, может, оно и к лучшему.
Сейчас в них щеголяет мой сын Витя.
Как-то он рылся в наших вещах, подыскивая себе что-нибудь для работы на огороде.
–
Откуда у тебя брюки «капри»? – спросил он меня с удивлением. Добавил: – Почти новые!..
Мои вьетнамские «джинсы» обогнали время на сорок лет.
Чтобы уже покончить с темой о джинсах, расскажу о своих первых впечатлениях, когда я впервые надел настоящие, фирменные, джинсы. Было ощущение, что половина моего тела оказалась в другом государстве. И не где-нибудь, а прямо в Америке! Вот, идёшь по улице – сверху у тебя и во все стороны – Советский Союз. С очередями, портретами лидеров нации и автоматами для газированной воды в жару без воды. А ниже пояса – небоскрёбы, «Кока-кола», Чарльз Бронсон, Элвис Пресли…
(А. Вознесенский).
Перестройка, а потом и «лихие» девяностые показали, что инакомыслие может быть разным. И не всегда это – любовь к литературе, свободе, не всегда это попытки напомнить действующим правителям о правах человека. Бывает и откровенная гадость. Но тогда, в семидесятые, понятие «диссидент» включало в себя именно эти понятия. Инакомыслие – это Гумилёв, Ахматова, это – портрет Солженицына, заложенный, запрятанный где-то глубоко среди страниц старых журналов. Это, в конце концов – тюрьма за свои убеждения.
Таких людей были единицы. Много ли их было в Актюбинске? Кроме Мулевича, я не встречал больше никого. И в жизни мне довелось познакомиться ещё только с одним человеком, который переписывал от руки произведения опальных писателей. Это петербурженка Лидия Романовна Луннова.
Тут хотелось бы остановиться вот именно на этом – переписывание книг от руки. Это как же нужно любить литературу, Слово, чтобы день за днём переписывать в тетрадку произведения любимого автора?! Сохраняя весь порядок слов, пунктуацию?.. Много людей вокруг меня любили литературу, книги. У многих были большие библиотеки, у отдельных – головы, как библиотеки, в которых хранились тома стихов, даты исторических событий, названия рек и замечательной прозы. Но вот таких, которые бы от руки, как в девятнадцатом веке, переписывали книги – таких было всего двое.