В путь-дорогу! Том III

Въ окна чуть-чуть мерцала бѣлая полоса снѣжнаго іюля. Но вотъ, вправо, изъ аллеи, спускавшейся на улицу, послышалось что-то. Темира плотію приложилась къ окну. Сани визжали полозьями по снѣгу… она отскочила, и тотчасъ же присѣла къ роялю. Аккордъ, другой, третій. Большая пауза. Звонокъ внизу. Нѣсколько тревожныхъ аккордовъ. Легкій шумъ и скорые шаги по лѣстницѣ. Громкое и порывистое» allegro». Шаги ближе, въ передней, въ корридорчикѣ… «allegro» все шумнѣй и шумнѣй. Кто-то остановился на порогѣ. Пальцы такъ и бѣгали…

— Здравствуйте, Темира, — раздался наконецъ тихій голосъ.

— Ахъ! — и пальцы перестали бѣгать.

— Ваша фантазія? — спросилъ Телепневъ.

— Моя, — чуть слышно отвѣтила Темира и, обернувшись лицомъ къ Телепневу, подала ему руку.

Взглядъ ея говорилъ: «эта фантазія называется ожиданіе»…

Онъ припалъ губами къ рукѣ.

— Подите-ка сюда, — сказала Темира, вставая, и повела его къ столу. — Maman пишетъ письма, а мы на свободѣ потолкуемъ.

Она сѣла въ кресло и посадила противъ себя Телепнева.

— Ну, познакомимтесь, — проговорила она. — Вы хорошій человѣкъ, вѣрю; только перестаньте думать, что я къ вамъ придираюсь.

— Вы не придираетесь, но вы дикая особа.

— Прежде всего я вотъ вамъ что скажу: вы избалованы любовью. Я васъ въ шутку назвала irresistible, и часто вы дѣйствительно себя такъ ведете; а это очень гадко.

— Можетъ быть, — сказалъ Телепневъ и задумался. — Я слишкомъ рано началъ любить.

— Какъ?…

Темира не договорила своей фразы и покраснѣла.

— Я не стану рисоваться передъ вами, — сказалъ Телепневъ, не поднимая на нее глазъ. — Меня любила женщина слишкомъ страстная, слишкомъ нетребовательная. Но она была хорошая женщина, Темира.

— Да. Но вѣрно она вамъ все отдавала, а вы ей очень мало.

— Можетъ быть, можетъ быть, — повторилъ онъ, все болѣе и болѣе смущаясь: — краснѣю за многое. Особенно годъ моей жизни въ К. — постыдное время. Я могъ такъ упасть, что отъ скуки игралъ въ любовь. Безъ отвращенія я л теперь не могу объ этомъ вспомнить.

— Ну да, иу да, — спокойно говорила Темира. — Я сейчасъ увидала, что вы много уже пережили, избаловали себя. Вѣдь вы большой баринъ. И я это вижу лучше, чѣмъ кто другой.

Онъ взялъ ея руку.

— Не щадите меня. Вотъ уже нѣсколько лѣтъ, какъ я ни отъ кого не слыхалъ ни одного рѣзкаго слова. Я думалъ, что выработалъ себѣ характеръ, сдѣлался серьезнымъ человѣкомъ, чуть не ученымъ. А теперь я вижу, что я ничего не знаю, что взглядъ мой на жизнь узокъ, побужденія эгоистичны, цѣли мелки.

— Не говорите о себѣ, — прервала его Темира: — дайте мнѣ говорить о васъ. Вотъ вы меня встрѣтили и сейчасъ подумали: а глупая дѣвчонка, набитая всякимъ вздоромъ, надо ей показать, какое она ничтожество.

— Нѣтъ, нѣтъ.

— Ну, что-нибудь въ этомъ родѣ. Разовьемъ предъ ней теорію англійской свободы, а если она немножко намъ понравится, — Темира опустила глаза: — приблизимъ къ себѣ, можемъ ее развить немножко, порисуемся передъ ней, великодушно отдадимъ ей частику своего образованія — такъ-то; пожалуй, и свои симпатіи.

— Пощадите.

— Всего этого не было, конечно, но такъ, кусочками, навѣрно было. И еслибъ вы продолжали въ такомъ вкусѣ — я бы васъ возненавидѣла. Теперь ужь я не стыжусь моей слабости, — тихо промолвила она: — вы умѣли подойти ко мнѣ въ тяжелую минуту. Но не думайте, что я способна только плакать и жаловаться. Нѣтъ, Борисъ, я также хочу жить и, можетъ быть, больше, чѣмъ вы. Горько мнѣ, обидно за другихъ — я вся вскипаю. Но я не исправлю людей.

— Вамъ все также холодно? — спросилъ Телепневъ.

— Не легко мнѣ вамъ отвѣчать. Но вы славный, рисоваться не будете. Мнѣ уже не такъ холодно.

— Значитъ, — вскричалъ Телепневъ: — теперь можно проститься съ старымъ!

— Нѣтъ, проститься нельзя со всѣмъ, и во мнѣ будетъ старое и въ васъ. Въ васъ — баринъ, во мнѣ — дикая особа, какъ вы сказали.

— А исправлять другъ друга? — тихо спросилъ Телепневъ.

— Опять претензія.

— Да вы же меня исправляете.

— Не знаю, я этого вовсе не желаю. Я только требовательна къ вамъ, а вы будьте ко мнѣ. Maman теперь дала мнѣ свободу, вы можете говорить со мной, когда вы хотите, разумѣется здѣсь, а не у меня въ комнатѣ.

— Ну, а нельзя будетъ мнѣ, — спросилъ кротко Телепневъ: — дѣлать вамъ вопросы о вашихъ занятіяхъ?

— Менторствовать?

— Да нѣтъ же, Темира, вмѣстѣ читать.

— Нѣтъ, вы слишкомъ учены для меня. Повѣрьте, у меня учителя хорошіе, все зависитъ отъ себя самой. Я бы хотѣла учиться еще годъ или даже другой, какъ маленькая. Вѣдь вы уже больше ихъ не знаете?

— Но книги, Темира, выборъ книгъ.

— То есть вы желаете, чтобы я читала то, что вамъ нравится.

— Какъ это можно. Я хотѣлъ бы только дѣлиться съ вами. Я теперь выписываю много журналовъ. Появляются очень хорошія статьи. Отчего же вамъ не читать многія изъ нихъ?

— Отчего не читать, — отвѣтила Темира: — только, пожалуйста, не занимайтесь вы моимъ развиваніемъ. Скажите мнѣ просто: такая-то статья мнѣ нравится; заинтересуюсь я — прочту, а нѣтъ — такъ что-жь за бѣда.

— Есть-ли у васъ любимый авторъ, любимый поэтъ?