В рай и обратно

Если существует ярмарочный стиль — а он, должно быть, существует, — то главной чертой его является подделка. Это не народное искусство в буквальном смысле слова, да и вообще не искусство, но это творчество, народное по своей природе. Мне приходилось встречать в наших деревнях столь модных ныне «лубочников», которые используют в качестве образцов для своих композиций старинные календари. Английская администрация культивировала здесь консервативно-обывательские традиции времен королевы Виктории. Этот эстетический идеал — вкусы тысяч и тысяч чиновников, — слегка овосточенный и упрощенный, жив и поныне. Я понял это, прогуливаясь по городскому парку. Мы приходили сюда несколько раз с Марианом, чтобы осмотреть музей, но попадали не в те дни или не в те часы. Музей помещается в здании из серого камня, построенном в стиле неоготического собора. Напротив, в восьмигранном пруду, стоит фонтан, похожий на верхушку уродливого торта. Амуры, листья аканта, раковины, головки сатиров среди цветочных гирлянд, пеликаны и снова листья аканта — вся приторно-патетическая символика эпохи. А рядом — статуя женщины в просторной одежде со взглядом, устремленным вдаль.

— Queen Victoria?[40]

— спросил я сопровождавшего нас агента.

Он смущенно улыбнулся:

— No. The statue of the maiden[41]

.

Это было любопытно. Статуя святой девы в мусульманской стране? Но стиль не оставлял никаких сомнений.

— Oh, just a lady[42]

, — уклонился от объяснений агент. Наконец он признал, что когда-то это была действительно королева Виктория, но ее немножко изменили. И в самом деле, голова была значительно светлее корпуса.

В такси с оборками, переделанном из мотороллера (в Карачи существуют, конечно, и обыкновенные такси, не говоря уж об извозчиках), мы впервые отправились в город. Широкая торговая магистраль, возле которой мы сошли на каком-то перекрестке, ошеломила нас шумом и многообразием различных видов транспорта. Здесь и прозрачные трамваи без стен, битком набитые людьми в белых рубашках и широких белых штанах, и переполненные автобусы, такси и частные автомобили, ослы, запряженные в тележки, и низкие платформы, которые ленивой, разболтанной рысцой тащат верблюды, непрерывно позванивая бубенцами. Эти верблюды, поднимающие над всем окружающим свои головы с презрительно оттопыренной губой и прищуренными глазами, казалось, вот-вот упадут от усталости и скуки.

Движение в Карачи, как и во всех бывших английских колониях, левостороннее; на жителей европейского континента это неизменно производит впечатление какой-то странной шутки, которая обязательно должна кончиться массовой аварией. Тем более что в Карачи никому, кажется, нет дела до правил уличного движения. Каждый перекресток, каждая встречная машина грозят крушением.

У здания почтамта на тротуаре сидели на корточках писцы с чернильницами и листками бумаги. Плавно покачивались прохожие в белых одеждах. Лишь изредка промелькнет цветное сари — в основном женщины здесь тоже в белом. Белый плащ, которым они укрываются с головой, — настоящая портативная тюрьма. В нем есть даже решетка: узкий, затянутый марлей прорез на уровне глаз. Или же два отделанных ажурной строчкой отверстия. Подлинное одеяние ку-клукс-клановцев.

Однако в общем это был еще мир более или менее понятный — с полисменом, размахивающим палкой, с витринами магазинов, зданиями учреждений и троллейбусными остановками. Но стоило нам свернуть с магистрали и пройти один-два квартала — все знакомое кончилось. Там, где мы расстались с таксистом, люди куда-то шли с папками и портфелями; было видно, что они подчиняются определенному порядку организованной жизни. Здесь, в лабиринте заплеванных бетелем улочек, народ топтался на месте, словно не ощущая течения времени. Когда мы — с фотоаппаратами, болтающимися на животах, — пробирались по этим улицам, толпа вокруг нас росла, и каждая наша остановка превращалась в сценку, за которой наблюдали десятки смуглых лиц. Они смотрели на нас с нескрываемым, хотя и доброжелательным, любопытством, задумчиво или улыбаясь, словно поощряя нас и о чем-то спрашивая. Женщины с неприкрытыми лицами — в этом районе их было значительно больше, чем в более фешенебельных кварталах, — тоже не отказывали себе в удовольствии поглядеть на чужестранцев, лишь прикрывая рты кончиками шалей.