Почти бегу по коридору (а этого ведь нельзя: надо "плавно-тихо-осторожно"!), скатываюсь с лестницы и, на ходу одеваясь, бегу к двери на улицу.
- Куда так спешно, Шура? - шутливо-кокетливо кричит мне розоволицая Леля Хныкина - та, которую "обожает" Оля Владимирова. - Вас кавалер ждет на улице, да?
- Да, кавалер! - И я вылетаю на улицу.
Вот он, мой дорогой кавалер! Пришел! Стоит на углу и ждет меня. Это дедушка. Он вчера обещал мне, что встретит меня на улице, сообщит мне газетные известия о мултанском деле.
- Дедушка, миленький... Ну?
Но дедушка очень хмурый.
- Не "ну", а "тпру"! - ворчит он. - Пока все очень плохо.
И он объясняет мне. Процесс начался вчера. Состав суда - плохой ("на помойку!" - по дедушкиному выражению): и судьи, и прокурор - все те же, которые уже два раза в прошлом осудили мултанцев. Чего же можно от них ожидать? Они, конечно, в лепешку разобьются, чтобы доказать, что они были правы, что вотяки виновны, что незачем было огород городить, и в третий раз ворошить это дело.
Но самое грустное, по словам дедушки, то, что очень плохой состав присяжных. Ведь вопрос о виновности или невиновности подсудимых решается на основании мнения присяжных: если присяжные сказали "да, виновны!" - судьи уже не могут оправдать подсудимых. Поэтому очень важно, чтоб присяжные были как можно более культурны, как можно более умны и толковы, - в особенности в таком процессе, как мултанский, где надо хорошо разбираться во всей клеветнической стряпне полиции, во всей грязи лжесвидетельства и всякого вранья... А тут присяжных нарочно подобрали самых темных, неграмотных: такие легко поверят всяким бабьим сказкам о том, будто бы вотяки каждые сорок лет приносят человеческую жертву своим языческим богам.
- Опять же... - говорит дедушка, - опять же плохо: не позволили защите вызвать на суд ни одного свидетеля. А свидетелей обвинения - сплошь лжесвидетелей! - на этом процессе выставили еще на одиннадцать человек больше, чем в прежних двух процессах! Конечно, - добавляет дедушка, - пока человек хоть немножко еще дышит, надо верить, что он будет жить. Будем думать, что и мултанцев оправдают... Но что-то похоже, что их закатают на каторгу!
Мы стоим с дедушкой на углу улицы и молчим.
- Ну что ж... - вздыхает наконец дедушка. - Повеселились мы с тобой - и довольно. Пойдем домой.
Но мне нужно дождаться, пока выйдут все мои подруги, - узнать, кто как сдал, не провалились ли наши "ученицы". Я прошу дедушку сказать дома, что я экзамен выдержала, и возвращаюсь в институт. Дедушка уходит домой.
Наши выдержали - все до единой! Есть срезавшиеся из числа учениц первого отделения. Всего удивительнее - срезалась Ляля-лошадь! Она не решила задачи - вернее, ее мозгов не хватило даже на то, чтобы хоть списать то, что решила для нее я. Зоя Шабанова - та выдержала экзамен и очень довольна. А Ляля-лошадь ревет коровой и - самое великолепное! - обвиняет в своей неудаче меня.
- Она... у-у-у! Она... гы-ы-ы! нарочно... Она мне неверно решила, чтоб я срезалась...
То, что я выручала ее, рискуя - в лучшем случае! - отметкой по поведению, а может быть, даже исключением из института (ведь со мной бы церемониться не стали: исключили бы - и все), - идиотка Ляля этого не понимает, не хочет понимать. А ведь я уверена, что, если бы мне пришлось плохо и она, Ляля-лошадь, могла спасти меня, она бы для этого пальцем о палец не ударила! К счастью, другие девочки из ее же - первого - отделения стараются вправить ей мозги!
- Ведь она тебе помогла! - говорят они Ляле.
- Да-а-а... Как же! Помогла она мне! - продолжает всхлипывать Ляля-лошадь. - Нарочно... нарочно мне неверно написала... чтоб я срезала-а-ась... У-у-у, какая!
- Что ты на нее смотришь! - сердится на меня Лида Карцева. - Она лошадь, ну и ржет! Не стоит из-за этого огорчаться, Шурочка!
В эту минуту Ляля лезет в карман за носовым платком и вместе с ним вытаскивает какой-то листок бумаги. Варя выхватывает у нее из рук этот листок.
- Вот оно! Вот решение, которое тебе написала Шура! - торжествует Варя. - Ну вот, смотрите, все смотрите, верно Шура ей решила ил нет?
Все разглядывают листок и удостоверяются в том, что Ляля-лошадь обвинила меня облыжно: на листке моей рукой написано совершенно правильное решение задачи и примеров. Кто-то предусмотрительно рвет листок в клочья и бросает их в мусорный ящик, чтоб не попался в руки синявок.