В разреженном воздухе. Самая страшная трагедия в истории Эвереста

В двадцати метрах подо мной хрупкий шерп тащил за собой на веревке кого-то высокого и одетого в ярко-желтые пуховик и штаны. Этот шерп был без кислородной маски, он громко пыхтел, волоча своего напарника вверх по склону, словно лошадь, впряженная в плуг. Необычная пара шла с приличной скоростью, обгоняя других альпинистов, но способ, обычно применяемый для помощи обессиленным или раненым альпинистам и известный как сопровождение в короткой связке, казался весьма рискованным и крайне неудобным для обоих участников. Вскоре я узнал шерпа. Это был сирдар из команды Фишера Лопсанг Джангбу, а альпинистом в желтом оказалась Сэнди Питтман.

Проводник Нил Бейдлман, который тоже наблюдал за тем, как Лопсанг тащил на буксире Питтман, вспоминал:

– Я шел снизу и видел, как Лопсанг, наклонившись к горе и вцепившись в скалу, как паук, держал Сэнди на короткой натянутой веревке. Это выглядело слишком опасно. Я не понимал, зачем они это вытворяют.

Около 4.15 Майк дал добро на продолжение восхождения, и мы с Ангом Дордже начали подниматься с максимально возможной скоростью, чтобы согреться. Когда на востоке над горизонтом появились первые всполохи рассвета, окружавший нас каменистый ландшафт сменился широким оврагом, покрытым пушистым снегом. Поочередно прокладывая тропу в глубоком и мягком снегу, доходившем до голени, мы с Ангом Дордже дошли до пика Юго-восточного гребня к 5.30 утра, как раз когда солнце появилось из-за горизонта. Три из пяти высочайших в мире вершин четко выделялись своим скалистым рельефом на фоне пастельного рассвета. Мой высотомер показывал 8413 метров над уровнем моря.

Холл требовал, чтобы я не поднимался выше до тех пор, пока вся группа не соберется на этом похожем на балкон насесте, поэтому я сел на свой рюкзак и стал ждать остальных. К тому времени, когда Роб и Бек прибыли в хвосте нашей группы, я просидел больше полутора часов. Пока я ждал, группа Фишера и тайваньская команда догнали меня и прошли мимо. Я был расстроен из-за такой непродуктивной потери времени и раздражен тем, что теперь оказался в хвосте. Однако я понимал логику Холла и поэтому сдерживал свой гнев.

За тридцать четыре года моего альпинистского опыта я пришел к выводу, что одной из самых приятных особенностей альпинизма является личная ответственность – в этом виде спорта ты полагаешься только на себя и берешь полную ответственность за принятые в критических ситуациях решения. Однако когда ты становишься клиентом, то вынужден отказаться от этого подхода.

В целях безопасности ответственный проводник будет всегда настаивать на беспрекословном подчинении, потому что он просто не может позволить каждому клиенту самостоятельно принимать важные решения.

Вообще на протяжении всей нашей экспедиции пассивность клиентов поощряли всеми возможными способами.

ШЕРПЫ ПРОКЛАДЫВАЛИ МАРШРУТ, РАЗБИВАЛИ ЛАГЕРЬ, ГОТОВИЛИ ЕДУ, ПЕРЕТАСКИВАЛИ ГРУЗЫ. ЭТО ЭКОНОМИЛО НАШИ СИЛЫ И ЗНАЧИТЕЛЬНО ПОВЫШАЛО ШАНСЫ ПОДНЯТЬСЯ НА ВЕРШИНУ ЭВЕРЕСТА, НО ТАКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ДЕЛ МНЕ БЫЛО СОВСЕМ НЕ ПО ДУШЕ. ИНОГДА МНЕ КАЗАЛОСЬ, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ ЭТО НЕ Я ВСХОЖУ НА ГОРУ, А КТО-ТО ДРУГОЙ ВСХОДИТ ВМЕСТО МЕНЯ.

Хотя я по собственной воле решил подняться на Эверест вместе с Холлом, я так и не смог привыкнуть к этой роли. Поэтому я был несказанно рад, когда в 7.10 Роб дошел до Балкона и дал мне добро на продолжение восхождения.

Одним из первых альпинистов, которых я обогнал, когда снова начал подъем, был Лопсанг, который стоял на коленях в снегу. Его рвало. Обычно он был сильнейшим членом любой группы, с которой поднимался, несмотря на то, что никогда не пользовался дополнительным кислородом.

– На каждой горе, на которую я поднимался, – с гордостью говорил мне Лопсанг после экспедиции, – я шел первым, закреплял веревки. В 1995 году на Эвересте с Робом Холлом я шел первым от базового лагеря до вершины, я закрепил все веревки.

То состояние, в котором я его застал в хвосте группы Фишера утром 10 мая, говорило, что здесь явно что-то неладно.

Накануне Лопсанг потратил много сил, подняв из третьего лагеря в четвертый, помимо своих основных грузов, еще и спутниковый телефон для Питтман. Когда Бейдлман увидел в третьем лагере Лопсанга, взвалившего на себя непосильную ношу, он сказал шерпу, что нет необходимости нести телефон на Южное седло, и предложил ему оставить эту затею.

– Я не хотел нести телефон, – признавался позже Лопсанг. Телефон еле работал в третьем лагере, и было маловероятно, что аппарат заработает при еще более низких температурах в четвертом лагере[60]. – Но Скотт сказал мне: «Если не понесешь ты, то понесу я». Поэтому я взял телефон, привязал его сверху к рюкзаку и понес в четвертый лагерь… И очень устал.