Въ русскихъ и французскихъ тюрьмахъ

№ 5, — какъ мы знаемъ теперь, — былъ никто иной, какъ Нечаевъ. Печатая глубоко интересный оффиціальный документъ, отрывки изъ котораго мы привели выше, «Вѣстникъ Народной Воли» привелъ также нѣсколько писемъ, полученныхъ Исполнительнымъ Комитетомъ отъ Нечаева. Теперь, значитъ, можно съ увѣренностью сказать, что русское правительство, давшее швейцарской республикѣ при выдачѣ Нечаева торжественное обѣщаніе въ томъ, что послѣдній будетъ разсматриваемъ лишь въ качествѣ уголовнаго преступника, — сознательно и преднамѣренно лгало. Къ Нечаеву никогда не относились какъ къ простому уголовному преступнику. Московскимъ судомъ онъ былъ приговоренъ къ каторжнымъ работамъ, а не къ заключенію въ крѣпости. Но онъ не былъ посланъ ни въ Сибирь, ни въ одну изъ каторжныхъ тюремъ. Немедленно послѣ осужденія онъ былъ замурованъ въ Алексѣевскомъ равелинѣ и оставался тамъ съ 1874 г. Оффиціальный документъ — обвинительный актъ — прямо именуетъ его «государственнымъ преступникомъ».

Какова была судьба Нечаева въ равелинѣ? Теперь извѣстно, что правительство дважды дѣлало Нечаеву предложенія — «дать откровенныя показанія»; первый разъ — черезъ графа Левашова и второй — черезъ генерала Потапова. Нечаевъ съ негодованіемъ отказался. Предложеніе, сдѣланное генераломъ Потаповымъ, было настолько возмутительно и по формѣ и по содержанію, что Нечаевъ отвѣтилъ на него полновѣсной пощечиной могущественному сатрапу Александра II. Нечаева за это страшно избили, надѣли оковы на руки и ноги, и приковали цѣпями къ стѣнѣ каземата. Въ концѣ 1881 г. онъ написалъ, употребляя вмѣсто пера свой ноготь и вмѣсто чернилъ — собственную кровь, письмо къ Александру III, — замѣтимъ, кстати — очень скромное письмо, въ которомъ онъ указывалъ на его незаконное заключеніе въ крѣпости… Это письмо, копія котораго была сообщена Нечаевымъ Исполнительному Комитету и которое было позднѣе напечатано въ «Вѣстникѣ Народной Воли», было отдано Нечаевымъ лицу, случайно проходившему подъ окнами его каземата, во время какихъ-то починокъ въ равелинѣ; комендантъ крѣпости никогда не заходилъ въ камеру Нечаева, а смотритель равелина, конечно, не передалъ-бы подобнаго письма по назначенію.

Начиная съ лѣта 1882 г. нѣтъ прямыхъ свѣдѣній отъ самого Нечаева. Въ декабрѣ 1882 г. ходили слухи, что онъ, не выдержавъ постоянныхъ придирокъ, сдѣлалъ какую-то сцену смотрителю и былъ за это страшно избитъ, а, можетъ быть, даже и высѣченъ; опять-таки по слухамъ, спустя нѣсколько дней онъ покончилъ съ собой. Единственнымъ достовѣрнымъ извѣстіемъ является лишь то, что 5 или 8 декабря одинъ изъ заключенныхъ въ равелинѣ — умеръ. Исполнительный Комитетъ счелъ Нечаева умершимъ и въ концѣ 1883 г. опубликовалъ выдержки изъ его писемъ. Но, можетъ быть, онъ и до сихъ поръ живъ.

Другой изъ узниковъ Алексѣевскаго равелина — Ширяевъ — умеръ 16 сентября 1881 года. Когда заключенныхъ перестали пускать гулять и заколотили ихъ окна (результатъ попытки Нечаева передать письмо) и даже душники, у Ширяева быстро развилась чахотка. Нечаевъ сообщалъ, что Ширяевъ умеръ въ состояніи страннаго возбужденія и предполагалъ, что его отравили какимъ-то возбуждающимъ средствомъ, даннымъ ему для того, чтобы выпытать у него какія-то свѣдѣнія. Предположеніе это весьма вѣроятно. Вѣдь давали же какія-то усыпляющія средства Сабурову, съ цѣлью, какъ говорили эти изверги, — «фотографировать его». Можемъ, ли мы быть увѣрены, да увѣренъ ли и самъ Сабуровъ, что въ роли «усыпляющаго средства» фигурировалъ лишь хлороформъ или опій? Люди, скрывающіе свои позорныя дѣянія подъ покровомъ тайны, не остановятся ни передъ чѣмъ.

Но кто же были узники № 1 и № 6? № 1 былъ, — вѣроятно, — террористъ. Что же касается № 6, то онъ не обмѣнивался письмами съ остальными тремя заключенными и мы знаемъ о немъ лишь изъ писемъ Нечаева. Это — нѣкто Шевичъ — офицеръ, академикъ, доведенный крѣпостью до потери разсудка, крики котораго были слышны всѣмъ проходящимъ у стѣнъ равелина. Въ чемъ заключалась его вина? Онъ не былъ политическимъ преступникомъ; онъ не принадлежалъ ни къ какой революціонной организаціи; даже имя его неизвѣстно революціонерамъ. Въ чемъ же, однако, его вина?

……………………………….

Мы не имѣемъ никакихъ достовѣрныхъ свѣдѣній. Но исторія съ Шевичемъ должна быть извѣстна въ Петербургѣ, и рано или поздно, правда обнаружится. Мы увѣрены лишь въ одномъ, а именно, что Шевичъ не былъ политическимъ преступникомъ и не былъ замѣшанъ ни въ какое политическое дѣло, начиная съ 1860 года. Онъ былъ доведенъ до безумія въ Алексѣевскомъ равелинѣ, въ видѣ наказанія за какой-то проступокъ иного характера.

Являются ли «oubliettes» Алексѣевскаго равелина единственными въ Россіи? — Конечно нѣтъ. Кто знаетъ, сколько ихъ можетъ быть въ другихъ крѣпостяхъ, но мы знаемъ теперь навѣрное объ «oubliettes» Соловецкаго монастыря, расположеннаго на одномъ изъ острововъ Бѣлаго моря.