В садах чудес

Эти отражения напомнили ему о свойственной женщинам страсти видеть себя как бы со стороны. Ему вспомнились девушки, глядевшиеся в спокойные озерные воды, побросавшие на берегу кувшины и невыстиранное белье; затем в памяти всплыло видение юной женщины, склонившейся при свете оплывающей свечи над широкой тарелкой с водой.

Задумавшись о женских прихотях, Жигмонт вспомнил свою спутницу. Где она сейчас? И кто она?

В квадратной серебряной комнате стены были гладкими. И ни следа двери! Но Жигмонт верил в то, что ему суждено идти дальше!

Он вначале приблизился к одной стене, ощупал ее. Но стена оказалась совершенно гладкой! Он подошел к другой стене. И снова — ни единой выпуклости, ни одного выступа, на который можно было бы надавить, нажать! Третья стена повторяла первые две. Значит, четвертая? Но и четвертая стена обманула его ожидания!

Жигмонт в задумчивости остановился посреди комнаты. Страшно ему не было. Это приключение уже давно развлекало его, а не пугало. Он постоял короткое время. И вдруг улыбнулся. Затем сделал несколько шагов, как человек, принявший неожиданное решение и теперь пусть усомнившийся в нем, но усомнившийся лишь на миг!

Может быть, все же дверь находится в полу? Или даже в потолке? Но его уже охватывало нетерпеливое желание сделать именно то, что так внезапно пришло ему на ум! Да, да, да! Ему снова показалось, будто кто-то ждет его решения, кто-то наблюдает! Этот кто-то не был враждебным, но не был и доброжелательным; должно быть, он наблюдал за Жигмонтом, как иной человек наблюдает за муравьем, карабкающимся по носку его сапога. Конечно, такое наблюдение было не так уж приятно Жигмонту. Но в конце концов разве не от него самого зависит дальнейшее?

Все! Он решился! Но это оказалось не так-то легко!

Он стоял посреди комнаты и собирался с силами. Полированное серебро отражало его многажды.

И вдруг он ясно ощутил, что ответом на его нерешительность становится враждебность. Самая простая презрительная враждебность, грозившая его жизни самой что ни на есть простой и потому еще более грозной опасностью. И это ощущение решило все!

Жигмонт резко и быстрыми шагами двинулся вперед, не выбирая стену. Вот он подошел к той, что была напротив него и не приостанавливаясь, не сбавляя шаг, двинулся сквозь стену!

Отполированная серебряная стена раздалась, словно воздушное пространство, покорно пропуская его.

Глава 9

Теперь он сразу попал в иной мир. Здесь, в мареве жары, он увидел дом своей матери. Этот мир был совершенно реален. Воздух здешний пропитался дорожной пылью. Мошки неприятно кусали. Деревья и трава были многооттеночными и естественными. Жигмонт теперь стоял на твердо утоптанной тропинке. Было очень жарко. И это была естественная летняя жара. И дом матери был таким, каким он запомнился с детства.

Но видя, слыша и ощущая все это, Жигмонт уже не изумлялся, не пугался. Он испытывал уважение к неведомому чародею. И в то же самое время ощущал — ведь это благодаря ему, Жигмонту, волшебник сумел перейти от ирреального леса к такому естественному пейзажу! Что-то, какая-то сила, исходящая от Жигмонта, странным образом помогает, содействует всем этим превращениям!

Жигмонт шел по тропинке к дому. А если колдовство и вправду настолько сильно, что он вернулся в детство, и сейчас увидит свою молодую мать, и, быть может, навеки останется здесь! Но в такое колдовство Жигмонт никак не мог поверить! Нет, нет! Здесь что-то другое. Но что же, что?!

Все верно! Таким был в детстве его дом, дом его матери! Он смотрел и узнавал. Вспоминались все эти живые подробности, детали. И все было именно таким! Но то, что в детстве казалось ему просторным и высоким, теперь виделось узким и тесным.

Дверь, как всегда, была распахнута. Он уже стоял на пороге. В пустой горнице он увидел свою мать! Это была она! Вот ее привычно склоненная голова. Он был удивлен и тронут — какая она еще молодая, но уже увядшая, исхудалая.

В этот миг он позабыл обо всем! Осталось только одно стремление — подбежать к ней, обрадовать ее, броситься на колени, взять ее худые родные добрые руки в свои сильные пальцы.

Радостной добротой блеснул ее взгляд! Вскинулись руки в широких пестрых рукавах — обнять сына!

Вот ее руки, материнские руки, уже касаются его плеч. Он быстро склоняется, преклоняет колени. Мать вскрикивает.

Ее крик звучит все громче. Это уже невероятно, неприятно громкий крик. В этом крике слышится что-то резкое, каркающее, визгливое.

Все это заняло какую-то долю секунды.

Тонкие материнские руки покрываются отвратительной грубой темной чешуей, вместо нежных пальцев — кривые когти. С ревом раскрывается огромная пасть. Мерзкая морда вытянута в длину. Над склонившимся чернобородым человеком взметнулось жирное туловище гигантского ящера. Ящер удерживается на двух коротких толстых задних лапах — это выглядит пародийно-человечески. Странное, парадоксальное сходство с человеком делает ящера совершенно чудовищным и отвратным.