В семье не без убийцы

– Простите мою маму, – извинилась она первым делом. – Я была в ванной, а она ответила на ваш звонок и, боюсь, немного нервно на него отреагировала.

В это время где-то на заднем плане раздался страшный грохот, детский восторженный смех и возглас:

– Валюли! Мама! Валюли упали!

– У вас там ребенок?

– Извините, – пробормотала Аня. – Это соседка нам свою девочку подкинула, она проказит, никакого сладу с ней нет. А что вы говорили про Романа? Что с ним?

– Он обвиняется в убийстве своей жены.

– Что? – ахнула Аня. – Не может этого быть!

– Почему?

– Рома любил Наташу!

Так она знает, как зовут счастливую соперницу? Милорадову эта Анютка с ее милым голосом казалась все более и более подозрительной. Высокая, спортивная, она запросто могла оказаться тем человеком, который всадил пули в Наташу. Свидетель клялся, что видел мужчину, но, во-первых, свидетель был пьян, а во-вторых, что сложного переодеться в мужскую одежду? В темноте, да еще на расстоянии, лица не рассмотреть, а издалека принять спортсменку за мужчину можно вполне.

Следователь решительно потребовал немедленной встречи с Аней. Она и сама этого хотела. По ее тону Милорадов понял, что девушка готова приехать и в отделение, и в следственный изолятор, туда, куда он скажет. Милорадов не был так суров и пообещал, что через полчаса будет возле ее дома сам.

Задуманный звонок был Маришей сделан, и теперь она дожидалась, когда ей ответят. Она звонила по номеру телефона, оставленному ей осматривавшими квартиру Наташи и Романа оперативниками.

– Позвоните, – сказали они ей тогда. – Позвоните обязательно, если что-то вспомните или узнаете.

И вот теперь Мариша узнала кое-что и звонила, чтобы этим кое-чем поделиться.

Но номер был то занят, то находился вне зоны действия сети, так что Мариша даже отчаялась, что когда-нибудь ей ответят. Также ей показалось, что оперативник, которому она в результате дозвонилась, слегка удивился ее звонку.

– Вы? – с трудом вспомнил он, кто ему звонит. – Вы что-то вспомнили?

– Да, – важно произнесла Мариша. – И мне кажется, это достаточно важная вещь.

– Что именно вы вспомнили?

– Мне бы хотелось рассказать об этом следователю, который ведет это дело.

– И только ему?

– Да. Только ему.

– Господина Милорадова сейчас в отделе нету. Если хотите, приезжайте, может быть, вам повезет, и вы его дождетесь. Обычно, когда у нас в работе дело, то Александр Олегович на часы не смотрит. Сколько надо, столько и работает.

Мариша пообещала, что приедет. Но по дороге заскочила домой, чтобы проведать, как там ее замечательные дети.

Прямо с порога ее встретил истошный вопль попугая:

– Караул! Кокочка хороший!

А затем и сам герой выпорхнул в коридор. Мариша едва успела захлопнуть за собой входную дверь, иначе попугайчик вылетел бы на лестничную площадку, а оттуда вполне мог удрать и на улицу. Попугайчик был совсем ручным, охотно шел на зов, знал свою кличку, и в обычных условиях за него можно было не волноваться. Но, напуганный обилием новых для него уличных запахов и звуков, Кокочка мог элементарно растеряться и вследствие этого потеряться.

– Как же ты из клетки-то выбрался?

Попугай приземлился Марише на голову, но долго там просидеть не смог. Что-то взволновало его до крайности, потому что он принялся метаться по коридору взад и вперед, иногда на бреющем полете пролетая совсем низко над головой Мариши, но так на нее и не садясь.

– Что такое?

На этот вопрос ответил сын. Он выскочил в коридор следом за попугаем, увидел мать и облегченно воскликнул:

– Наконец-то ты пришла! Где ты была?

– Не твое дело, – огрызнулась усталая и потому немножко злая Мариша. – Что у вас за кавардак? Попугай летает, Муся орет, и вообще…

Она кинула взгляд на вещи и чемоданы, сложенные в прихожей. Еще несколько часов назад их тут не было и в помине. Откуда они?

Оказалось, что все просто. К ним приехали гости.

– Там тетя Юля с дядей Колей, – прошептал сын. – И с ними их дети! Двое!

Он схватился за голову и дернул себя за густые волосы. Волос было так много, что они топорщились на голове у Лешки, словно шапка. Сын очень переживал по поводу слишком обильной, как он считал, растительности на теле и, в частности, на голове. Проводя бесчисленные часы перед зеркалом, он старался с помощью геля и разнообразных бальзамов несколько умерить пышность своей прически. И если сейчас он потянул себя за волосы, нарушив строгую симметрию, это могло означать только одно – сын был в крайней степени замешательства.

Его чувства разделял и попугай, который снова появился в коридоре, где и заметался над головой у Мариши с истошным криком:

– Вообще дурдом!