В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии

Феноменология занимается вообще тем, что определяет то, что есть истинного и реального во всякого рода кажимом, в конце концов открывая особые причины и обстоятельства, благодаря которым возникает и изменяется кажимое, чтобы тем самым мы могли от кажимого прийти к реальному и истинному.[126]

И. Кант заимствует понятие феноменологии у Ламберта. В письме Ламберту от 2 сентября 1770 г. Кант употребляет понятие «phaenomenologia generalis»:

Кажется, что метафизике должна предшествовать совершенно особая, хотя и чисто негативная наука (phaenomenologia generalis),¹⁴ в которой принципы чувственности должны определяться в отношении их значимости, чтобы тем самым они не запутывали суждения о предметах чистого разума, как это до сих пор почти всегда и происходило.[127]

С учетом далее выдвигаемого Кантом в этом письме проекта некоей «пропедевтической» дисциплины (феноменологии), предметом которой выступали бы пространство и время, можно действительно согласиться с мнением П. Рикёра о том, что трансцендентальная эстетика, начинающая «Критику чистого разума» Канта, вполне могла бы именоваться «феноменологией».[128]

Оставим в стороне вопрос о том, что заставило Канта отказаться от своего намерения. Во всяком случае слово «феноменология» после этого употребляется Кантом уже совершенно в другом смысле: в «Метафизических основах естествознания» феноменология определяется как раздел чистого учения о движении.[129]

И. Г. Фихте заимствует понятие феноменологии от Канта и Гердера. Последний понимал феноменологию как необходимый элемент эстетики в широком смысле: основное понятие эстетики для Гердера — понятие «прекрасного». Однако, в отличие от Канта, который в третьей «Критике» возводил прекрасное и возвышенное к субъективным чувствам нашей души, имеющим тем не менее всеобщий характер,[130] Гердер пытался найти прекрасное во внешних предметах, т. е. в феноменах. Фихте же модифицирует само понятие «феномена», или «явления», не связывая его исключительно с данностью посредством чувств, а относя к нему бытие сознания и самосознания. Поэтому феноменология, или, как ее еще называет Фихте, «учение о явлении и иллюзии» (Erscheinungs- und Scheinlehre),

[131] представляет собой вторую часть его наукоучения, тогда как первая часть представляет собой общее «учение об истине и разуме» (Wahrheits- und Vernunftslehre). Соответственно, феноменология, по Фихте, занимается не чистым бытием «в себе», но бытием в его феноменальности, т. е. исследует сознание.

Подобно этому, но уже в более развернутом виде, употребляется понятие феноменологии у Г. В. Ф. Гегеля. «Феноменология духа» является как бы представлением того пути, который проходит сознание от самого непосредственного знания (чувственной достоверности) до знания абсолютного. Соответственно, феномены, подразумеваемые Гегелем, суть различные формы, принимаемые сознанием в истории освобождения «мышления от всевозможных притязаний чувственности».[132] Сознание определяется Гегелем, с одной стороны, как «осознание предмета», а с другой — как «осознание самого себя»;[133]

однако поскольку и то и другое происходит в самом сознании, то оно осуществляет и сравнение того, насколько знание о предмете соответствует последнему. И если в этом сравнении знание оказывается несоответствующим предмету, то дело не исчерпывается просто изменением знания: «вместе с знанием и предмет становится иным, ибо он по существу принадлежал этому знанию».[134] Это диалектическое движение, осуществляемое сознанием как в отношении своего знания, так и в отношении его предмета, Гегель и именует опытом. Феноменология же есть наука об этом опыте; первоначальное заглавие для «Феноменологии духа» — «Наука об опыте сознания».

Только с приходом Гуссерля термин «феноменология» прочно входит в философский лексикон, т. е. приобретает четкое значение. Первоначально слово «феноменология» употребляется им как замена для «дескриптивной психологии» (во втором томе его «Логических исследований»). Именно с критики господствующего в то время психологизма Гуссерль и начинает построение сложной и действительно новой науки — феноменологии.