В шесть вечера в Астории

По дороге в Центральную библиотеку Мишь задержалась перед витриной модного салона, поймав себя на том, что рассматривает авторскую бижутерию какой-то художницы. Да ведь Роберт Давид прав! Вот так гуляют по городу дамочки от витрины к витрине, от портнихи к гастрономам, а те, которые уже со всем смирились, забредают даже в кондитерские. И теряют не только фигуру — если таковая у них была, — но и искру божию, полет, способность замахнуться еще хоть на что-то… А чтобы чего-то достичь, особенно в искусстве, надо хорошенько замахнуться! Элегантную кривую художник чертит единым смелым движением, начертить ее по частям невозможно. Даже обыкновенный велосипедист должен сохранять нужную скорость: замедлит чересчур — свалится. И если жить всего на четверть оборотов, никогда не взлетишь, так и будешь ползать по земле, как поврежденный самолет…

Ох этот Крчма! Странное дело: все ведь сам знаешь и понимаешь, в подсознании — а то и в сознании — засело чувство вины, чувство, что надо что-то делать, а ты все откладываешь, никак с духом не соберешься… Пока кто-то не ткнет тебя носом в лужицу… Однако Роберт Давид — вовсе не «кто-то»: для нас он — Некто. Это чувствует даже Мариан, хотя в глубине души воображает, что уже перерос этого обыкновенного школьного учителя.

Но подарить мне кинокамеру — это Мариан придумал отлично. Мартинек, убегающий в слишком больших для него пинетках, споткнулся, упал на нос, перекувырнулся. Двадцать фазовых кадров: когда прокрутила ленту, кувырок вышел сравнительно плавным.

Вот и знакомые дубовые двери Центральной библиотеки. Интересно, какая сегодня прическа у Руженки? В смене прически — ее сила. Только я, дурочка, с рожденья и до сего дня причесываюсь на прямой пробор.

В методическом отделе за Руженкиным столом сидела женщина со знакомым, но отнюдь не Руженкиным лицом.

— А Руженка Вашатова больна?

— Нет, она ушла от нас!

— Куда же?

— В издательство «Кмен».

Ну и дела. Как она посмела не сообщить об этом мне! Ведь достаточно было просто поднять телефонную трубку!

— А вам что-нибудь от нее нужно? Кажется, мы с вами уже виделись…

Мишь назвала себя.

— Мы с Руженкой вместе учились в школе. И когда мне бывали нужны книги, я даже не заполняла бланки требования, Руженка брала их для меня на свое имя.

— Что именно вас интересует?

— Что-нибудь из специальной литературы по кукольному театру. Образцов, Бартош, Синьорелли, Федотов и в этом роде.

Преемница Руженки окинула Мишь сосредоточенным взглядом.

— Это, правда, нарушение правил… Вы ведь жена доцента Навары, да?

— Он еще не доцент. Всего лишь кандидат наук.

— Недавно слушала по радио его лекцию. И вас помню, когда вы приходили к Руженке. Сделаем как-нибудь, чтоб вам не долго ждать.

— Спасибо, вы очень любезны.

Вон как — слава супруга открывает двери! До чего хорошо быть женой мужа с положением… Надпись на могильной плите: «Здесь покоится вечным сном Амалия Малая, вдова официала…»[74] Как поживаете, пани официалова?

Преемница Руженки приняла от Миши листок со списком требуемой литературы, вышла в соседнюю комнату, поручив там кому-то заняться им.

— Потерпите немного, пани коллега подберет книги.

— Подожду с удовольствием. Как вы — не скучаете по Руженке?

— Сами понимаете, за столько лет привыкаешь к человеку. Теперь придется привыкать к ее отсутствию. Когда прощалась с нами, очень плакала. И мы ревели вместе с ней, весь отдел.

Роберт Давид говорит: сама природа должна наказывать способных людей за бездеятельность. Оглядись — бывают ли у природы периоды безделья? Конечно, я не совсем без дела сидела. Но Крчма, когда хочет кого-либо из нас к чему-либо побудить, всегда преувеличивает… Та фаза, когда Мартинек поднимается с земли, идет чересчур рывками, тут требуется больше кадров. И еще один рефлектор

— Издательство «Кмен»… Не там ли работает редактором некий Тайцнер?

— Главным редактором. В издательстве Руженке будет лучше: у нее обширные знания по литературе, она их там полнее использует. А потом — у нас тут женское царство…

— Что вы имеете в виду?

— Ну, в издательстве работает много мужчин. А здесь одни бабы, и все, в общем, замужние.

— Ах, вот что.

— Годы-то идут, и, как бы мы ни разбирались в литературе, знания приобретенные, так сказать, за неимением лучшего, никогда не могут дать удовлетворения, не правда ли?

— Теперь я вас не понимаю.

— Не подумайте, чтоб она заносилась, нет, никогда, — но всегда она знала больше других. Еще бы: в то время как наши девочки бегали на свидания, Руженка все читала да читала… Удивительно ли, что в последнее время работать с ней стало труднее?