В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту

«Погодите, что значит вторая?» – переспросила я. И тут до меня, наконец, дошло, о чем он твердил мне все это время. Я позволила себя это понять, осознать. Опухолей всегда было две. Первая разорвалась во время моей беременности, а вторая по-прежнему представляла для меня угрозу. Самую что ни на есть настоящую и пугающую угрозу.

«Чтобы разобраться с такими штуками, они проводят эмболизацию. Ребята из рентгенологии выстреливают в опухоль крошечными пластиковыми шариками, лишая ее доступа крови, и это значительно снижает риск операции».

«Операции», – это был скорее не вопрос, а констатация факта. Ну, разумеется, будет операция.

«Им придется удалить вместе с образованиями половину твоей печени», – сказал он.

«Вырезать половину моей печени», – повторила я, словно тренировалась объяснять все это другим. Я попыталась представить, насколько эти новости напугают моих близких, однако у меня ничего не вышло.

«Завтра, – сказала я. – Я приеду завтра, но не сегодня».

«Не приедешь сегодня?» – он был вынужден переспросить.

«Нет, завтра», – пообещала я.

«Хорошо, но позвони мне, если…» – ему не было нужды заканчивать это предложение. Ему не было необходимости пояснять мне, что могло значить это «если». Мы уже через это проходили. «И не ешь ничего, на случай, если придется проводить неотложную операцию».

«Разумеется. И я знаю, что нужно позвонить, если будут какие-либо изменения. Спасибо», – я повесила трубку, не желая больше ничего слышать по телефону.

Я оглянулась вокруг и стала думать, как мне быть. У меня было еще пятнадцать минут до того, как домой вернется Рэнди и мне придется потащить его за собой в бездну. Мне слишком много раз доводилось быть свидетелем подобных ситуаций. Ситуаций, когда я знала о чьей-то смерти или травме, в то время как близкие ни о чем пока не догадывались. Я повидала достаточно, чтобы знать – никакого смысла торопить события нет. Никому не станет лучше, если я поспешу рассказать всем правду. Я решила просто сидеть и ждать. Позволить им насладиться последними минутами без переживаний.

Сидеть и ничего не делать оказалось сложнее, чем я думала. Я попробовала шагать туда-сюда, однако эта затея показалась мне бессмысленной и никак меня не успокоила. Вместо этого я подошла к холодильнику и достала из морозилки большую упаковку мороженого. Я уселась за кухонным столом, поставив ее перед собой, и принялась усердно налегать на мороженое. Я убедила себя в том, что группа хирургов только и ждет, чтобы затащить меня в операционную, и моим единственным способом контролировать происходящее в тот момент было не оставлять свой желудок пустым. Хирурги ужасно боятся содержимого желудка, которое нередко срыгивается во время операции, наполняя легкие. Я решила, что буду есть не переставая. Таким был мой кое-как сформулированный план – никогда не позволять своему желудку опустеть настолько, чтобы меня можно было оперировать. И я стала его придерживаться.

Сложно есть мороженое, когда плачешь. Оно совсем не подходит для грустных моментов. Мороженое всегда связано с торжеством, оно идет в придачу к торту, к лету, ко дню рождения. Я убрала его обратно и уселась за стол. Я сняла свое обручальное кольцо и принялась вертеть его в руке – старая привычка.

Когда Рэнди решил сделать на нем гравировку, то не совсем удачно выбрал для этого фразу «ПОТОМУ ЧТО ТЫ СОВЕРШЕНСТВО». Чего он не предусмотрел, так это того, что когда кольцо пришлось уменьшить, чтобы оно подошло мне по размеру, то это заявление было бесцеремонно превращено в «ПОТОМУ ЧТО ОВЕРШЕНСТВО». В чем оно было совершенно, так это в своем несовершенстве. Мало того, что существительное лишилось первой буквы, так еще и смысл был окончательно утерян.

Эта гравировка была сделана до того, как я заболела, а операция оставила на мне свои следы. До того, как у меня выпали волосы, а мой живот украсил длинный шрам. Возможно, нам было бы гораздо тяжелее все перенести, если бы мы ожидали совершенства, а так я лишь слегка потеряла свою форму, подобно обрезанному существительному, которому суждено было стать символом нашей жизни.

Он зашел в дом и сразу же понял, что нас ждет очередная проблема. Он посмотрел на мое опухшее, заплаканное лицо и сказал: «Что бы это ни было, мы проходили и не через такое, и с этим мы тоже непременно справимся. Скажи мне, что они там нашли».

Я принялась сумбурно все объяснять, однако мои слезы делали мои слова совершенно неразборчивыми, и Рэнди терпеливо ждал, пока я начну сначала, в надежде, что во второй или в третий раз ему все-таки удастся уловить смысл. Он держал меня за руку, и по мере того, как мое дыхание замедлялось, он потихоньку воссоздавал события минувшего дня.