В сладостном уединении

— Наверное, вам тут скучновато после Нью-Йорка? — предположил Чарльз. — В выходные вам следовало бы приезжать в Эдинбург. Это ведь не так далеко. Я хотел бы пригласить вас на обед.

Пруденс поблагодарила за приглашение, сказав, что принимает его с радостью, а когда они стали подниматься по тропинке вдоль вересковых лугов, поинтересовалась, как проходил фестиваль.

— На этой неделе выступает мой оркестр, — ответил Чарльз. — Моника и Генри показывали свои номера в четверг, произвели настоящий фурор. По-моему, вся труппа Сен-Симона пользуется успехом, хотя что может дирижер понимать в искусстве танца?

— Ну уж, наверное, больше, чем секретарша! — пококетничала Пруденс, сожалея, что не видела всего этого.

Чарльз бросил на нее удивленный взгляд, а когда они стали взбираться на большую скалу, взял за руку и неожиданно посоветовал:

— Никогда не принижайте себя, Пруденс. Вы не заслуживаете этого.

— Спасибо, — произнесла она, довольная произведенным эффектом. Все-таки ей удается справиться со своей ролью.

Следующей была Моника, которая тоже спросила, как идут ее дела, лишь только Чарльз отошел помочь Генри нести корзину.

— Привыкаю к рутинной жизни в замке, но вполне довольна, — ответила Пруденс, не совсем уверенная в искренности сказанного. Неужели она так привыкла лгать, что уже и сама не отличает правду от выдумки? — Слышала, что ваши выступления прошли с большим успехом? Поздравляю!

Моника кивнула, принимая комплимент.

— Вся труппа отлично выступала, — сказала она не без гордости. — Правда, Колин нашел, что у меня слишком толстые ноги. Не очень-то он щедр на комплименты! Вообще всю неделю ходил мрачнее тучи. Наверное, скучал без вас.

Пруденс опять задумалась над отношениями между Колином и танцовщицей. Все-таки они ей были неясны. Жила Моника в его квартире, падала в объятия Колина с завидным постоянством, тем не менее, сейчас в ее намеке не слышалось ревности.

— О-о, вряд ли! — возразила она.

— Значит, вы плохо знаете Колина, — заключила Моника. — Побольше уверенности в себе, и вы без труда приберете его к рукам. Так, кажется, говорят?

— Правильно, но только мне не нравится прибирать к рукам кого бы то ни было.

Моника не обиделась на ее замечание, даже наоборот — обрадовалась.

— Значит, точно, вы именно та женщина, которая нужна Колину. Это я вам говорю! Потому что в ту минуту, когда вы захотите прибрать его к рукам, а он это поймет, считайте, что между вами все будет окончено. Колин очень сильный, независимый мужчина.

"Хотя и пишет детские книги", — добавила про себя Пруденс.

Тут раздались звуки волынки, и вся компания остановилась, разглядывая двух мужчин, медленно поднимающихся по склону горы среди вереска. Пруденс смотрела и слушала, как завороженная. И вдруг, когда они подошли на расстояние в пятьдесят метров, узнала в них Хейли и Колина!

— Мама научила их играть, — объяснила Джульета. — Она и меня пыталась научить, но тогда мне было не интересно. А жаль!

Мужчины подошли, волынки умолкли, все зааплодировали. Отец и сын были одеты в килты, на головах красовались шапочки с помпонами. Колин обернулся к отцу:

— Присоединишься к нашему пикнику?

— Нет, спасибо. Мне надо работать.

Он повернулся и неторопливо стал спускаться вниз, наигрывая какую-то мелодию.

— Приятно снова видеть его в таком настроении, — заметила Джульета. — Колин, ты будешь подниматься в таком наряде? Взмокнешь ведь!

А Пруденс подумала, что никогда еще Колин не казался ей таким привлекательным, как в этом национальном костюме. Он ничего не ответил сестре, и все стали подниматься д альше.

Пруденс пошла позади всех, любуясь красотой озера и замка, видневшихся внизу. Но вскоре рядом появился Колин.

— Что это вы такая тихая? Как прошла неделя?

— Хорошо. Спасибо.

— Отец вами очень доволен. Догадываюсь, вы не слишком его донимали.

— Разве только пару раз, — улыбнулась она. — А как там Эдинбург?

— Переполнен туристами и артистами. Как всегда в августе. Я абсолютно ничем не был занят.

— Как это? Вы ходили на выступление Моники, — заметила Пруденс.

— Конечно! Но этим мои походы на фестиваль и ограничились. — Колин помолчал и вдруг добрым голосом выпалил: — Зато выяснил еще кое-что о вас!

— Неужели?! — изображая безразличие, воскликнула Пруденс. Слава Богу, на разгоряченном от подъема лице не могла быть заметна бледность. Но все-таки страх на секунду сковал ее сердце.

— Именно так! Я связался с вашей соседкой по квартире и попросил ее дать адрес и телефон вашей матери. И знаете что? Она не дала мне ничего! Сказала, что их надо спрашивать у вас лично. Между прочим, ваша подруга чуть не подавилась, когда я представился. Интересно, правда?

Пруденс пожала плечами:

— Не очень.

— А еще я поделился своими подозрениями с отцом. Кстати, он тоже кое в чем вас подозревает. Так что, дорогая мисс Эдварде, если вы не та, за кого себя выдаете, остерегайтесь совершить неосторожный поступок!

— Например? — холодно спросила она.

— Только попробуйте выдать местонахождение Хейли Монтгомери издателю, прессе, да кому бы то ни было!

— А почему я должна хотеть это сделать?