В случае счастья

Когда в разгар любовной связи вдруг всплывает давно умерший польский писатель, ничего хорошего это не сулит. Умер он сразу после того, как первый человек высадился на Луне. Потрясенный и восхищенный Гомбрович ушел из жизни с мыслью, что следующее поколение будет ездить на Луну, как он ездил в Аргентину. Только вот и следующее, и нынешнее поколение по-прежнему ездит в Берлин, по его следам. Игорь никогда не ступит на Луну. Клер улетала от него к звездам, в космическое пространство, и даже если бы он мог вернуть ее на землю, они бы никогда не приземлились в Женеве. Скажем прямо: две Женевы пережить нельзя. По той простой причине, что мифология первой любви, первого опустошительного блаженства, зиждется на отрицании любых повторов. Берлин был смешон; Берлин был нелеп и несуразен. Больше того, Берлин позволял Женеве воспарить в сознании Клер на недосягаемую высоту. В Женеве было обаяние ошибки молодости. Ни в чем, что мы переживаем потом, нет и не может быть той свежести, той невинности, того детского счастья. Чтобы уж до конца развить метафору детства, метафору уст младенца, Женева была в своем роде истиной счастья. Она не оставляла Берлину никаких шансов на существование (разве только во лжи). Может, он и мог как-то прозябать, внушать иллюзии, вроде спортсмена-француза на международных соревнованиях, но что поделать, ему никто не верил. Чтобы хоть отдаленно приблизиться к Женеве, даже выступающей не в лучшей форме, нужен был невероятно энергичный Берлин.

Все тем же утром, перетекающим в вечность, Клер и Игорь отправились в ботанический сад. Среди цветов попадались статуи счастливых пар и статуи несчастных пар. Игорь предпочел бы побродить по музею Баухауса, укрыться в культуре своих предков. Клер, выбирая между цветами и картинами, предпочла то, что тленно. Ей было очень не по себе. От мыслей о муже, от мыслей о том, что привело к этому абсурдному разладу. Просто она медленно, но верно соскальзывала в равнодушие. Они меньше любили друг друга, реже касались друг друга, реже смотрели друг на друга, реже говорили о себе. А еще она знала, что все зашло слишком далеко, что они никогда не смогут жить, как прежде. Роман с Игорем не получался, но и вернуться к Жан-Жаку уже не получится. Ее ожидало одиночество. Ей было хорошо с Игорем, но в нем она видела скорее друга. Мужчину, встреченного в подходящий момент. Она поверила в их любовь. Поверила, что может уйти от самой себя. Но она переоценила свое увлечение. Превратила его в спектакль. Смотрела на себя, любящую, с тем же удовольствием, какое иногда находят в страдании. Она раздвоилась. А это бегство в квартал ее детства… На обратном пути в отель она вспоминала, как посмотрела тогда на окно своей детской; вспоминала, как девочкой разглядывала женщин, входивших в ту гостиницу. Впервые после ухода от мужа ей удалось по-настоящему взглянуть на себя со стороны. Шагая рядом с Игорем, она на миг отделилась от собственного тела. И увидела пару, которая держится за руки. Пару, состоящую из нее и Игоря. Холод, и ничего больше. Холод, от которого пальцы становились сухими. Она видела, как соединяются руки в трагической попытке соединить два одиночества.

Назавтра, летя обратным рейсом, они будут держаться за руки, чтобы подбодрить друг друга во время тряски. Но по их телам будет струиться пот. Приземлившись во Франции, они поймут, что от трех дней в их памяти не останется ничего. Эти дни не укладывались ни в один эмоциональный регистр. И вот такси остановилось у гостиницы Клер. Игорь провел рукой по ее волосам, и они не растрепались. Она вышла. И, оставшись одна, со стыдом почувствовала облегчение.

Через три дня Клер позвонила Игорю и предложила встретиться. Он ждал ее в том же кафе, что и в прошлый раз. Он снова пришел заранее. И снова, волнуясь, ждал, когда она начнет искать его глазами, ждал, какое выражение лица у нее будет, когда она его заметит. Все та же пикосекунда, когда не существует лжи. Она вошла; у него перехватило горло. Ее глаза искали его, он сел в углу, чтобы не упустить ни грана этой правды на грани вуайеризма.

И она увидела его.

Их глаза встретились.

В этом проблеске истины (зрачках Клер) Игорь прочел уже не внутреннее ликование, но слова, которые она собиралась ему сказать через пару секунд, когда сядет рядом. Ему уже не нужно было слушать эти слова, он прочел их в ее взгляде. Она пришла, чтобы уйти от него.

XII