Уже несколько дней мы были на ногах; наш отход осуществлялся по ночам, а перед началом каждого дня мы окапывались, чтобы воспрепятствовать любому неожиданному нападению Советов со стороны нашего открытого тыла, если враг вдруг вознамерится нанести массивный удар в направлении Балтики. Перед нашими отступающими войсками дороги были забиты беженцами, спасавшимися от красной угрозы, которая шла за нами по пятам. Повозки с запряженными быками и фермерские телеги, женщины, дети и старики, бредущие по промокшим дорогам гуськом в колоннах страдания и печали.
Полк занял новые позиции на литовской земле далеко на юг от Фрауенбурга. 2-я рота 437-го полка занимала город Пикеляй. В центре города возвышалась древняя деревянная церковь, а примерно в 100 метрах находилось меньших размеров деревянное святилище, также минимум двести лет возрастом.
Пока мы оборудовали свои позиции, я осмотрел дома в этом маленьком поселении и выбрал небольшое бревенчатое сооружение позади святилища, в котором расположился наш узел связи. Здание не впечатляло, но было прочно построено из толстых бревен, имело несколько комнат, которые могли служить нам административными помещениями. Рядом с нашим узлом связи я обнаружил маленькую комнату размером примерно 3 на 4 метра. Свет поступал через одно небольшое окно, а на грубо обструганной противоположной стене висела масляная картина с изображением Мадонны в изъеденной червями деревянной рамке. Большая старая деревянная кровать занимала угол комнаты рядом с картиной, дополненная потертым, но соблазнительным матрацем. Все остальные предметы обстановки унесли прежние постояльцы. Мягкий бриз вплывал через открытое окно; на полу под зияющей оконной рамой валялись осколки стекла.
Отстегнув автомат, я повесил его на крюк, выступавший из стены под картиной, и в полной форме растянулся для минутного отдыха на кровати, чтоб хотя бы на время насладиться непривычной роскошью. Издалека доносился шум, – это солдаты занимались оборудованием и укреплением своих позиций. Я попробовал сосредоточиться на нашем отступлении и арьергардных боях, происходивших в предыдущие дни, и, уставившись в потолок в смутном свете комнаты, я скоро заснул.
Проснулся я, когда на поселение возле Пикеляя опустились сумерки и рассеянный золотистый свет заходящего солнца проникал через одинокое окно в комнате. Слегка приподнявшись на матраце, я с трудом различил чьи-то тихие шаги. Кто-то быстро, но негромко шел меж домами. Меня резко подбросило от разрывов нескольких ручных гранат за стеной моего бревенчатого дома, и в неясном свете я с трудом поднялся на ноги и стал искать свое оружие. Я ринулся вперед, судорожно разыскивая свой автомат «МР-40». Уголком глаза я уловил движение какой-то фигуры в шлеме и защитном костюме, появившейся в окне. Мгновенно в окно просунулся узнаваемый с первого взгляда ствол советского автомата, и автоматные очереди заполнили комнату оглушительным грохотом.
Бросившись на пол, я изо всех сил пополз к своему оружию, висевшему надо мной, а пули вовсю долбили стену. Не сводя глаз с окна, за яркой вспышкой из ствола, под которым виднелся четкий контур круглого магазина, разглядел круглый шлем советского пехотинца. Пока я отчаянно стремился добраться до своего оружия, очереди вражеского автомата продолжали молотить по стене прямо надо мной, наполняя закрытую комнату дымом, пороховым газом, медными гильзами и деревянными щепками.
В конце концов я схватил свой «МР-40», инстинктивно опрокинулся на спину и выстрелил в сторону вспышек вражеского автомата. Моля Бога, чтобы тут не последовала русская граната, я удерживал спусковой крючок и опустошил весь магазин прямо в окно. За секунды у меня кончились патроны, и, пока я доставал еще один магазин, я почувствовал, что на комнату опустилась тишина. В рассеянном свете медленно улеглись дым и пыль, а вдалеке послышались частая стрельба из автоматов и отдельные взрывы ручных гранат, сопровождаемые криками солдат, защищавших свои позиции от советской атаки. Вынув пустой магазин и вставив заряженный в автомат, я подполз к окну и осторожно выглянул через разбитую раму на деревенскую улицу.