В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945

Наконец нам разрешили писать письма. Из-за отсутствия письменных принадлежностей и конвертов мы писали на любом клочке бумаги и на всяких обрывках, которые могли отыскать в своих скудных личных вещах. Письма, написанные заранее припрятанными огрызками карандашей, потом сворачивались в плотные треугольники, на которых надписывался детальный адрес членов семей. Так со всем старанием было написано более тысячи писем, чтобы сообщить членам семей, что мы пережили последние месяцы войны; однако ни одно из них не дошло до родины. Они снабжали информацией офицеров НКВД, без ведома пленных конфисковавших их письма и прочитавших содержимое, тщательно выбирая информацию для обстоятельных, всесторонних досье, которые будут неотступно преследовать нас весь период заключения.

Как-то нас поставили без рубашек в строю с поднятой вверх левой рукой, а советские офицеры-контрразведчики выискивали татуировку группы крови, что было характерно только для членов войск СС. Тех пленных, у которых обнаруживали отличительную метку на левой подмышке, быстро уводили из строя, и они просто исчезали в пустоте Советского Союза.

Однажды утром в середине июля нам было приказано готовиться к переходу. Мы построились в длинные серые шеренги по шесть человек, а нас по бокам оцепили советские солдаты в длинных, несмотря на летнюю жару, плащ-накидках. На груди у многих конвоиров висели автоматы с круглыми магазинами, ставшими нам так знакомыми за время войны. Другие охранники несли винтовки на изготовку с примкнутыми штыками, угрожающе поблескивавшими на солнце.

Мы направились длинной колонной к железнодорожной станции Слока. Среди нас были слухи, что большое число рядовых из соседнего лагеря было занято изготовлением вагонов для перевозки скота, в которых нас повезут на восток. По прибытии на сортировочную станцию была опять проведена перекличка, и нас разделили на группы для посадки в эшелон. Тревога охватила наши ряды, когда мы поняли, что начинается новый, более ужасный этап нашей жизни.

Безнадежно оглядываясь вокруг, я понял, что не удастся ускользнуть от необходимости забраться в темный проем в стене вагона, и я с неохотой поднялся в вагон для скота, а пара вооруженных конвоиров вместе с офицером методично проверяли каждое имя по списку. После того как в вагон поместили отведенное число пленных, задвинулась большая дверь, оставив нас в полутьме. Слабый свет проникал через узкое отверстие в стене вагона возле двери, где находился временный туалет, сколоченный под прямым углом из двух грубо отесанных досок, содержимое которого опорожнялось прямо на рельсы.

Мы стояли в тесноте внутри вагонов до наступления ночи. Медленно тронулись вагоны; их обитатели, прижатые друг к другу, молча раскачивались в такт движению поезда, каждый был погружен в свои мысли о доме и о том, как выжить. Мы ехали всю ночь, и, когда поезд стал тормозить, чуть ли не двигаясь ползком, через трещину в двери я смог различить увеличивающуюся рассветную полоску на горизонте. В ранние утренние часы я смутно узнал Ригу, ее силуэты на фоне неба. Мы медленно пересекли Двину, поскрипывая на спешно отремонтированном железнодорожном мосту, где в ночь с 13 на 14 октября 1944 г. я недолго постоял вместе со своим командиром перед тем, как мост был взорван позади нас во время нашего отхода в Курляндию.

Мы продолжали двигаться на восток. Поезд шел в направлении Витебска, и наше путешествие прерывалось многочисленными необъяснимыми остановками различной длительности. Во время поездки нам выдавали паек из одной соленой селедки и кусочка хлеба на человека. Иногда в дверь вагона на остановках подавали маленький бачок с водой. Поскольку мучения от жажды возрастали, сплошь и рядом мы пытались подкупить охрану на остановках. В обмен на маленькую кружку воды предлагались золотые обручальные кольца, тщательно спрятанные от вражеских солдат во время первоначального обыска. Эти страдания были особенно мучительны в задних отсеках вагонов, куда скудная доза воды часто не доходила до сотоварищей, поскольку бачок к тому времени уже пустел. На этом этапе путешествия моя «солдатская удача» меня не покидала, потому что я находился неподалеку от вагона, отведенного для конвоиров. Поэтому я смог обменять при случае несколько тайно хранимых папирос на кружки воды, когда нам командовали «на выход!».

Наконец мы доехали до пункта привала далеко к востоку от Волхова, где мы в предыдущие годы вели жестокие зимние бои к югу от Ладожского озера. Тут для размещения нам выдали просторные американские палатки. Раздали паек – большие деревянные бочки с соленой рыбой и ящики с капустой. Старший немецкий офицер поручил мне организовать полевую кухню для распределения и приготовления рыбы и капусты. К нам были подключены несколько рядовых пленных из соседнего лагеря в качестве поваров и рабочих по кухне.