В Стране Дремучих Трав

«Вы, васильки, были днем синие, а стали теперь, при лампе, совсем лиловыми. О, вы уже совсем поседели! Не все!. Не все! Только те, что отцветают. Вот я вас отодвину, а то кот так развалился, что столкнет со стола стакан».

Я все смотрю на эти седые васильки и беспокойное, тоскливое чувство овладевает мной: «Что скажет завтра физик о вечности красок? Что напишу я Думчеву?»

А в открытое окно потянуло с Москвы-реки свежестью. На дворе совсем темно. Небо в тучах, и стучит по подоконнику мелкий дождик.

Скоро осень.

Глава 71

НЕЧАЯННАЯ РАДОСТЬ

…Из наблюдений устанавливать теорию,

через теорию исправлять наблюдение.

М. Ломоносов

В очень поздний час я шел домой от физика Калганова. Как тихи эти старинные переулки Москвы! Как мирно горят лампочки у ворот, освещая из-под жестяного козырька номер дома и спокойный полукруг букв — название переулка!

Люди давно спят. Окна домов и домиков темны.

Как часто в этих переулках в такой глухой час у меня становилось смутно на душе от черных, пустых окон! Но сейчас мне кажется, что эти окна радостно я приветливо встречают меня скользящим отсветом фонарей по своим черным стеклам. Радостную весть несу я с собой для Думчева.

Калганов с кем-то говорил по телефону, когда я вошел в его кабинет. На минуту он прервал разговор, поздоровался со мной и сказал:

— Мой разговор по телефону как раз касается вас. Слушайте!

И Калганов снова продолжал с кем-то говорить:

— Что? Нет! Нет! Это не дневной свет. Не лампы дневного света, которые освещают подземный вестибюль метро на улице Кирова. Здесь краски… Что? Вы слышали? Даже видели, как стена и платье светятся красками в темноте… Но это вовсе не то. Стена, стул, платье стали испускать свет, потому что к их окраске подмешали соли кадмия и цинка и облучили ультрафиолетовыми лучами. Это люминесценция. А я говорю совсем о другом… Как меня понять?.. А вот как.

Гонялись ли вы когда-нибудь за бабочками? Пускали вы мыльные пузыри? Так вспомните очаровательное и закономерное чередование цветов в мыльном пузыре. Но пленка мыльного пузыря мгновенно лопается. А чешуйки бабочки?.. К ним лучше и не притрагивайся, так они хрупки! Но представьте себе сверхпрочную пленку мыльного пузыря или сверхпрочные чешуйки на крыльях бабочки. Но только сверхпрочные. Такой сверхпрочный прозрачный состав я пытаюсь получить из особой пластмассы… Что? Думаете, не добьюсь?.. Все это лопнет, как мыльный пузырь на соломинке у ребенка? — Калганов раскатисто рассмеялся. — Вы забыли? Я физик. Верю только в эксперимент. Найду. Испытаю. Проверю. Найду! Вам покажу. Что? Ведь и конструктор самолета не снабжает свой аппарат перьями птиц, за полетом которых человек так мечтательно когда-то следил. О, дошло! Вы спрашиваете, для чего все это? Это совсем новый, совсем необычный материал для облицовки зданий. Что?.. Мечта?.. Попытаюсь, чтоб мечта стала былью!

Калганов попрощался с кем-то по телефону и обратился ко мне:

— В моей лаборатории уникальной техники я ищу и, может быть, найду такой состав. Толщину его будут измерять десятыми долями микрона. Чешуйки бабочек… мыльные пленки!.. Здесь в лаборатории, в мире высоких точностей, я отыщу и установлю новый сверхпрозрачный и сверхпрочный состав. И состав этот пойдет на изготовление стандартов великого множества пластинок разной достаточно малой толщины. И физик объединится с художником и архитектором. И тогда предметы обихода, жилища, здания заиграют пред каждым из нас всеми цветами радуги.

«Так Думчев в чем-то прав! Так Думчев действительно что-то подсказал нашей науке! И не во всем опоздал!» чуть не вскрикнул я.

В дверь кабинета постучали. Вошел ассистент Калганова, высокий, бледный, очень неторопливый человек, посмотрел на меня спокойным, долгим взглядом серых глаз, поклонился и не спеша уселся на край большого кожаного дивана.

Калганов и ассистент заговорили о своих экспериментах над этим сверхпрочным облицовочным материалом. А я все думал о том, как обрадую Думчева. Нет! Не в письме об этом писать!

Завтра же на самолете я вылетаю на один день в Ченск, к Думчеву.

Калганов и ассистент продолжали свой разговор. А я уже переживал свою будущую встречу с Думчевым. И только отдельные слова их разговора долетали до меня: электролиз… покрытие электролизом… окислы на поверхности металлов… цвета побежалости… покрытие лаком…

Ассистент ушел.

Калганов сказал:

— Я написал письмо Думчеву: я поздравляю и благодарю его в этом письме.

— Дайте мне это письмо. Завтра утром я вылетаю на один день в Ченск, к Думчеву.

— Вот и вы теперь знаете, как и чем поздравить и обрадовать Думчева! Счастливого пути! — Калганов вдруг громко рассмеялся: — А Страну Дремучих Трав вы придумали так… для занимательности… Сознайтесь! А ваш Думчев просто энтомолог. Наблюдатель природы.

Я не сразу ответил:

— Дмитрий Дмитриевич! Иногда я вдруг сам себя спрашиваю словами поэта:

Былое! Было ль ты когда!

Уже поздно. Я стал прощаться. Калганов вышел из кабинета.

— Я провожу вас, — сказал он мне.