В стране моего детства

Робели, похоже, и матери. Подперев щеку рукой, они сокрушенно вздыхали или, наоборот, радостно кивали головами, если сын или дочь успешно справлялись с заданным вопросом. Особенно мне запомнилась немолодая уже женщина, а может быть, она только казалась такой из-за низко надвинутого на лоб платка. Перед уходом она долго топталась возле парты, где сидел ее сынишка, и вдруг выдохнула:

– Ты уж, Нина Васильевна, будь с имя построже. Коли придется, так и побей маненько и за ухи потрепли. Мы в обиде на тебя не будем, Как, ишо, с ними управляться-то? Дома с одним нет сладу, а у тебя их вон сколько…

Я ответила, что нынешняя педагогика отменила все телесные наказания и что я, конечно же, бить детей не буду.

Женщины с сомнением покачали головами и, простившись, степенно вышли. Из сеней слышно было как кто-то из них сказал:

– Дюже молодая.

И второй голос:

– Сама еще дите, что с нее взять. Анна Васильевна – та построже была…

Женщины уходили в сомнении, будет ли толк от новой учительницы. Впрочем, я и сама была не слишком уверена в себе.

Вечером, проанализировав свой первый день работы в школе, должна была признаться себе, что прошел этот день довольно сумбурно, я была излишне суетлива, стараясь поспеть и там и тут, словом, получилось у меня как у Бомарше: «Фигаро там, Фигаро здесь!». Вряд ли, конечно, этот мой первый день работы в школе мог пройти иначе, ведь я знакомилась с детьми. А при первом знакомстве трудно следовать заранее выработанному плану. Но план уроков у меня всегда должен быть и на каждый день. Об этом неустанно твердила мама, напутствуя меня. Уж на что они с отцом работали в школе много лет, но без плана не появлялись в классе. Они садились писать их вечером, или рано утром, пока спали дети. «Чем займу я первоклассников, какие задания дам II и III классам? А ученик IV класса чем займется? Правда, я его еще не видела, отец задержал его на молотьбе, где он, по словам учеников, гонял коней по кругу (приводу). Но вот он придет в школу, возможно, завтра, надо и его занять. Хорошо, что мама дала мне с собой учебники для всех 4-х классов и по письму и по арифметике, а отец добавил книги по истории и природоведению. Недаром мой чемодан был таким тяжелым. Ямщик еле поднял его, привязывая к задку коробка:

– Ну, девка, и богатая ты невеста, видать, золото у тебя в нем!

Золото! Да для меня теперь эти книги были дороже золота. Я села к столу и написала план уроков для каждого класса. На следующий день я вошла в школу уже более уверенная. А главное, я представляла на моем месте маму, как она держалась бы, как говорила с учениками. Неожиданно для себя я повторила даже все интонации ее голоса. Впрочем, неожиданно ли? Ведь первые три года начальной школы я училась у мамы, так что у меня было время усвоить ее эти «учительские» интонации в голосе, ее жесты, неторопливые движения, полные спокойного достоинства. Может быть, я была наивна в этом стремлении подражать маме и даже чуточку смешна. Но то, что я в своем воображении видела перед собой маму в классе, здорово помогло мне, придало уверенности в себе. Окончательно войдя в роль, я нередко ловила себя на том, что даже буквы тянула как она, обучая нас грамоте:

– А-а-а… Дружнее, дети, дружнее. Иванов! Ты почему не открываешь рта?

Дела мои в школе шли хорошо. Мне уже даже нравилось, что заниматься приходится с четырьмя классами (ученик 4-го класса, наконец, появился в школе). Я, вообще, любила всегда, когда дел у меня «под завязку». Когда, как говорится, передохнуть некогда. Это наполняло меня энергией, желанием сделать еще больше, еще лучше. Вдохновляло и то, что я видела заинтересованность детей, их желание написать диктант без ошибок, решить задачку быстрее. Смущали меня только дела в 1 классе. Там, вообще, были робкие ребятишки, а один особенно. Бледный и без того, он буквально становился белым, когда я спрашивала его на уроке. Худенькие плечики его под холщовой рубашкой буквально тряслись, а руки судорожно сжимали крышку парты.

– Что с тобой, Коля, почему ты дрожишь?

Мальчик молчал, зато дружки не молчали:

– А он вас боится, Нина Васильевна! Ему дома сказали, что вы будете ему пихать в рот глину!

Вот тебе на!

– Да зачем же я буду «пихать» тебе глину в рот? Ты видел, чтобы я кого-нибудь наказывала так?

Коля молчал, казалось, никакие доводы не заставят его раскрыть рот.

– А он из скакунов, – пояснил сидевший рядом с ним мальчик, – у них в доме скакуны и скачут…

Я от удивления раскрыла рот, впервые слыша, что есть на свете такая секта. Слыхала, что есть хлысты, что хлещут себя плетьми, трясуны.

– Садись, Коля, – сказала я, не придумав ничего другого. А мальчик сел и вдруг, обхватив голову руками, захлебнулся в рыданиях. Я подняла его с места, достала из парты его букварь и, проводив до двери, сказала:

– Иди сегодня домой, а вечером я зайду к твоей маме.

Еще горше всхлипывая, мальчик поплелся из школы. Урок продолжался, дети сидели притихшие. Мне тоже было не по себе, и я была рада, когда уборщица дала звонок.

Вечером я собралась пойти к матери Коли, но Лидия Ивановна отсоветовала мне: