В стране моего детства

Но я все-таки уговорила ее попробовать и после первой же репетиции поняла, что лучшей Евгении не найти. В сценах с Миловидовым – Волковым она особенно была хороша. Да и потом она так вошла во вкус этой роли, что с нетерпением ждала репетиций, и если почему-либо репетиция откладывалась, была раздосадована этим. В самом деле, репетиции теперь скрашивали длинные осенние и зимние вечера. Книги читать, я заметила, Лидия Ивановна не очень любила. Теперь я удивляюсь той легкости, точнее смелости, с какой мы решили ставить пьесу Островского. Ведь у нас не было сцены, не было париков, грима, да и костюмов соответствующих. Но тут я услышала от Емельяна Петровича, что в селе, которое от нашей деревни было всего лишь в 4-х верстах, был когда-то театр, и что комсомольцы-синеблузники и теперь еще дают представления в нем. Наверняка, там можно найти и грим и парики.

В первое же воскресенье я отправилась в село и попала на дневное представление «Синей блузы». Человек 10 ребят в синих блузах (наподобие толстовок), положив руки на плечи, раскачиваясь из стороны в сторону, пели: «Мы синеблузники, мы профсоюзники…» Далее было представление, в котором шла речь о нерадивом мастере, потерявшем гайку, отчего встало все производство. Запомнилось четверостишие: «А мастер злющий, / Кумышку пьющий,/ Да, ах, туда же вашу мать, /Куда могли ее девать!». После окончания спектакля я пошла за кулисы и представилась актерам. Мой приход польстил им. И на мою просьбу помочь париками и гримом нашему драмкружку, они живо откликнулись, пообещав в ближайшие дни подобрать и привезти все необходимое, и, действительно, привезли. Приехал на коне верхом режиссер «Синей блузы», он же секретарь комсомольской ячейки на селе. По поводу его приезда Лидия Ивановна «прошлась»:

– Вот что значит 17-тилетняя девчонка, только поманила, а добрый молодец тут как тут! Да еще и на коне! При Анне Васильевне что-то никто не жаловал!

Вспомнила ли Лидия Ивановна, как когда-то, тоже на коне, явился перед нею Емельян Петрович, досадно ли ей стало, что теперь ей уже не семнадцать?

Виктор, так звали комсомольца, оказывается был сыном местного священника, он и его брат официально порвали с отцом, и теперь оба были заводилами на селе, возглавляя комсомольскую ячейку. Был в ячейке еще один с интересной судьбой парень Ванюшка Пустосмехов, он как нельзя больше оправдывал эту фамилию. Где бы он ни появлялся, обязательно раздавался смех, потому что шутки, острые словца так и сыпались из его рта. Он тоже был активистом, но исключенным из рядов комсомола за то, что обвенчался в церкви.

– А что мне было делать? Лизу-то ведь не отдавали за меня без венца. Да мне это венчание, как собаке правая нога. Что есть оно, что нет, я с измальства неверующий.

Но товарищи по ячейке все же исключили его из комсомола. Тем не менее, Ванюшка продолжал считать себя комсомольцем, и не было, кажется, ни одного мероприятия по линии комсомола, в котором он не принял бы участия. Он жену свою Лизу, девчонку 17-ти лет, пробовал приобщить к комсомольским делам, но она была другого закала и неодобрительно поглядывала на него, когда он поздно возвращался домой с какого-нибудь «мероприятия». А их случилось немало в те годы у комсомола: борьба с самогоноварением, работа в продотрядах. К беде Ванюшки был он приймаком в семье жены, так как сам не имел ни роду, ни племени, воспитавшись в детдоме. Теща не раз говорила зло:

– И чего твой бесом крутится возле этого самого комсомола. Исключили, ну и отойди в сторону, займись делом! Мужиком, хозяином стань! А он только скалится. Вот уж, действительно, «пустосмех-пустобрех!

Но Ванюшка на все укоры тещи не обращал внимания. Он понимал, откуда ветер дует, но однажды заявил Лизе, что уезжает в район, и если она хочет, то пусть едет с ним, а нет, так пускай остается со своей маменькой:

– Советчица нашлась: хватит того, что венчаться дурака заставили. А теперь, шалишь!

Лиза, которая была уже в положении, предпочла уехать с мужем в район. Позднее я встречала их там. Лиза после родов похорошела, потолстела, уже не казалась пугливой девочкой. Ванюшка по прежнему «горел» на общественной работе, его восстановили в комсомоле.

Снова возвращаюсь к рассказу о драмкружке. Проблема париков и грима была решена. Но как быть со сценой? Решили соорудить ее из сдвинутых вместе парт, на которые настлать тес. Сцена не могла отнимать много места в зрительном зале, занавес решили не делать, просто действующие лица уходили со сцены в другую комнату. Вот-вот должна была состояться генеральная репетиция, и вдруг меня отозвали в РОНО. Выздоровев, вернулась в школу прежняя учительница, ведь она числилась постоянной, а я только временно замещала ее. Увлекшись делами школы и проблемами драмкружка, я совсем забыла, что я «временная».

Школьники были огорчены тем, что я больше не буду учить их, а кружковцы, буквально, переполошились и не скрывали своего разочарования: