У лесных хищников в Москитии тоже не обошлось без катастрофических неудач. Лишь самым жадным до наживы и самым бессовестным удалось добиться своего. Мелкой сошке пришлось отойти в сторону или же довольствоваться крохами со стола крупных дельцов. Лесозаводик в Брусе свидетельствовал о жалкой судьбе одного такого горе-предпринимателя. Неудачливый лесопромышленник возил к себе бревна из немыслимой дали, ибо все ближние леса были давно истреблены. И если бы не шотландское происхождение, которому он был обязан своим упорством и бережливостью, он давно бы уже обанкротился. Он купил пилораму вместе с маленьким хутором у других таких же мелких предпринимателей, которые решили переключиться на добычу терпентина: сосны Москитии богаты смолой. Однако дорожные условия оказались слишком неблагоприятны и транспортные издержки слишком высоки. С бревнами было проще — их можно было сваливать в реку и буксировать связанными в плоты через лагуну. Итак, предприниматели оставили и эту свою затею. Уехав, они в числе прочего бросили на произвол судьбы также и два домика на Пушечном острове, построенные для складских нужд.
К этим домам, единственным на всем острове, мы и направлялись. Меньшие островки вообще необитаемы, к их крутым берегам негде причалить, а здесь на Ки есть маленькая бухта.
Небольшая группа островитян с любопытством следила за нашим приближением. Они держат кое-какой скот, возделывают юкку и платано. Дома окружены красивым фруктовым садом. На этом острове у Кровавого Бруэра была главная продовольственная база. Его уполномоченные свозили сюда все, в чем он нуждался, и когда он спешил, ему достаточно было заскочить в лагуну и проплыть несколько миль до острова.
Пока я занимался предварительным обзором окрестностей, хозяйки уже приготовили вабул, национальное блюдо мискито. Это сваренные мучнистые бананы, размятые в кокосовом молоке или, на худой конец, в речной воде до состояния жидкой кашицы. Еще вкуснее вабул из настоящих бананов, но их обычно не бывает. Бананы, нуждающиеся в варке, играют для местного населения гораздо большую роль. Когда мискито отправляются в дорогу, они вешают через плечо несколько гроздей платано в качестве путевого провианта. Когда они полностью созрели, их можно даже не варить, а просто размешать с водой. Во время странствий по Москитии мой дневной рацион обычно состоял из одного лишь этого блюда, и я был рад, когда хоть его было в достатке. Вабул всегда подают в тыквенных сосудах — их подносят ко рту и выхлебывают содержимое.
Поднявшись на холм — он был метров тридцать высоты — я увидел и старый орудийный ствол. Я не нашел на нем даты отливки, и вообще он не произвел на меня особенно сильного впечатления. Пушки древнего изготовления мне так же мало симпатичны, как и современные. Зато вид отсюда на могучие девственные горы за лагуной, которые тянутся вдоль Патуки в глубь суши, был великолепен. А погода была настолько ясной, что мне казалось, будто я различаю вдали очертания горных вершин вокруг Кульми и Катакамаса.
Я утомил бы читателя, если бы стал описывать все свои плавания по лагунам Москитии. За исключением некоторых незначительных лагун, я объездил их все, большие и малые, солоноватые и пресноводные, окруженные болотными лесами и саваннами. Иногда бывало, солнце безжалостно палит кожу, а потом вдруг налетят угольно-черные грозовые тучи и извергают такие потоки дождя, что едва успеваешь отчерпывать воду из лодки. А иногда пассат начинал дуть с такой силой, что поднималась изрядная волна, и маленькие бескилевые пироги (кстати сказать, они всегда были в плачевном состоянии и не заменялись новыми до тех пор, пока не разваливались) плясали на увенчанных гребешками валах, как легкие кораблики во время урагана. Особенно неприятно это было в главном бассейне сложного комплекса лагуны Каратаска. Ее впору назвать маленьким морем. Она имеет 65 километров в длину, 25 в ширину и глубину на середине добрых 10 метров. Удовольствие было полным, когда я узнал, что название Каратаска означает «место крокодилов».
Но наградой за все тяготы и опасности были удивительные восходы, словно написанные пастельными красками, и ни с чем не сравнимые лунные вечера, которые я переживал, ночуя в удобных для отдыха местечках по берегам. В тихих заводях поверхность воды была устлана коврами из белых и желтых кувшинок. Подводные травы, поднимаясь с мелкого дна, медленно колебались из стороны в сторону. В устьях саванных рек грудились плавучие острова. А на берегу скользили лучи по широким листьям диких бананов, ветер шуршал в узкой листве бамбуковых зарослей, мангровые деревья поднимались над водой на своих ходулях, болотные пальмы легко покачивали пышными макушками, корявые ивы, размахивая низко свисающими рукавами, легко касались темной воды, и в ветвях диковинных тропических деревьев сияли белые и лиловые цветки орхидей. Зеленые попугаи, бранчливо крича, стаями проносились над лесами. Белые и серые цапли чинно вышагивали по плоскому берегу, и рыбы выпрыгивали из воды целыми дюжинами.