В стране вечных каникул. Мой брат играет на кларнете. Коля пишет Оле, Оля пишет Коле

Подумай, Колька: почему он должен один сидеть, если все сидят по двое? Это же несправедливо. Пусть хоть мину под меня подкладывает – не уступлю!

Я только что из школы пришла, а там с Артамоновым поссорилась и никак успокоиться не могу. Некоторые перед ним заискивают. Отцы у них рыбаки, капитаны… И сами с рождения у моря живут. Смешно: Артамонова испугались!

Но я не об этом хотела тебе писать. Я должна была рассказать о своем важном деле. И очень срочно, потому что мама, которая пока еще находится там, у нас, или, вернее, у вас (никак не могу привыкнуть!), через десять дней уедет. И тогда будет поздно…

В следующем письме объясню. А сейчас очень устала. До свидания!

Оля

Оля пишет Коле

Здравствуй, Коля!

Сейчас тебе подробно все растолкую.

Мама моя задержалась потому, что еще не довела у себя в больнице до полного выздоровления, до выписки то есть, пятерых своих давних больных… Вскоре они выписываются – и тогда мама приедет сюда.

Она-то уедет из вашего города, а две наши замечательные комнаты на первом этаже в доме строителей, где мы жили с папой и бабушкой, останутся. Ты знаешь, как трудно у нас там с квартирами, – эти комнаты сразу займут. И очень важно, Коля (запомни это!), кто туда въедет! Ты должен сделать так, чтобы въехала наша школьная гардеробщица Анна Ильинична – ну, та, которая зимой предупреждает: «Уши спрячь. Воротник подними!»

Я давно уже заметила, что она как придет с работы, так со своими дочками-двойняшками, девчонками лет по пяти, до темноты во дворе гуляет. Я как-то даже спросила ее об этом. «Разве, говорю, они в детском саду не нагулялись?» Она мне стала объяснять, что свежий воздух девочкам очень полезен. А я по голосу ее почувствовала, что воздух тут ни при чем. Стала я тогда соседок потихоньку расспрашивать, и они мне рассказали, тоже потихонечку, чтобы Анна Ильинична не слышала, что ее семья на десяти метрах умещается – в маленькой комнатушке, при кухне. А ведь их пятеро, представляешь себе! Как же это несправедливо.

У нее еще, оказывается, и взрослая дочь есть – у нас, в десятом классе, учится. И муж Анны Ильиничны заочно какие-то экзамены сдает. Так вот, чтобы двойняшки им не мешали, она, даже не отдохнув после работы, по двору слоняется. И зимой с ними до темноты гуляет. Они-то бегают, им тепло, а она руками по бокам колотит, на одном месте прыгает, а домой не идет: пусть те двое в тишине занимаются! И те-то, конечно, не виноваты. И никто, наверно, не виноват, потому что город наш еще совсем молодой, не обстроился, но Анне Ильиничне от этого, как понимаешь, не легче.

Я много раз ее девчонок к себе забирала, чтобы она наверх домой подняться могла (они в нашем подъезде на пятом этаже живут) и отдохнула бы хоть немного. А когда узнала, что папу в Заполярье командируют, так сразу решила, что в наши комнаты должна переехать Анна Ильинична со всей своей семьей.

Они сами такие люди, которые за себя не попросят и никаких бумажек собирать не станут. Им кажется, что если по закону положено, то о них и без напоминаний вспомнить должны. Только иногда не вспоминают…

Я все справки за них собрала и в жилищно-коммунальный отдел раз пять бегала. Всем все доказала, все сочувствовали и даже согласились выписать ордер. Но тут Еремкины на дыбы встали.

Это наши бывшие соседи – муж и жена. Ты знаешь их: они между рамами своего окна железную решетку соорудили и часто сквозь нее, как из тюрьмы, во двор выглядывают. Мы им однажды в окно футбольным мячом попали, когда еще решетки не было, так они этот мяч в отделение милиции отнесли.

Я Еремкиным тоже обо всех бедах Анны Ильиничны рассказывала, даже прибавляла кое-что для большего впечатления. Но есть, я заметила, такие люди: им о чужой беде говоришь, а они в этот момент только о себе, только о своих делах думают. И даже рады, что несчастье с кем-то другим случилось, а их стороной обошло. Расскажи им, что где-то землетрясение, а они будут думать: «Как хорошо, что вблизи от нас нет ни гор, ни вулканов и земля под ногами не шатается!..» Расскажи, что человек умер, они даже фамилии не узнают, а первым делом спросят: «Отчего?» И скажут один другому: «Вот видишь, надо к врачу пойти: провериться!»

Я Еремкиным про Анну Ильиничну рассказывала, а они в этот момент (по лицам их видела!) думали только об одном: как хорошо, что у них большая комната, на солнечной стороне и не при кухне! Ну, а когда они услышали, что мы хотим Анну Ильиничну вселить к нам в квартиру, сразу же о справедливости заговорили. Не по закону, мол, и несправедливо, чтобы в хорошую квартиру дома строителей въезжали люди, которые на стройке не работают. Еремкины все законы наизусть знают, но только, я заметила, всегда так выходит, что законы обязаны срабатывать в их пользу, и справедливость они как-то всегда к своим интересам умудряются приспосабливать.