В стране вечных каникул. Мой брат играет на кларнете. Коля пишет Оле, Оля пишет Коле

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Я рада, что Тимошка уже назвал тебя своим приятелем. Он очень сдержанный и не бросается такими словами.

Ты не забыл, что у него 29 декабря день рождения?

Сделай так, чтобы ему было весело и хорошо.

Отметь в календаре: двадцать девятое декабря.

Оля

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Я пришлю Феликсу справку о том, что ты «перевыполнил задание» и вместо трех писем в месяц иногда присылаешь больше.

Пусть так и будет.

Оля

Коля пишет Оле

Я, Оля, не могу пересказывать твои письма, как хотел Феликс. Если меня спрашивают про тебя, я отвечаю: «Скучает!» И повторяю про холод, который вползает и остается внутри…

Вчера так получилось, что я у Тимошки во дворе прямо столкнулся с Феликсом. Он возвращался домой.

Феликс не удивился, что встретил меня:

– Когда Тимошка сказал, что у него появился новый приятель, я сразу понял, что это ты.

– Почему?

Феликс ничего не ответил.

Он притянул меня к себе: не то обнял, не то хотел со мной в шутку побороться. Я толком и не понял.

Коля

Коля пишет Оле

Здравствуй, Оля!

Мне тоже кажется, что мы с Тимошкой чуть-чуть уже привязались друг к другу.

Сегодня мы пошли на улицу искать будущего обитателя деревянной клетки. Мы делаем это уже не первый раз, но пока отыскать не можем.

У нас, Оля, уже наступила зима. Мороз хорошо отдохнул и соскучился по своей работе. Во дворе даже лопнуло одно дерево. И лежит на снегу расколотое пополам, будто у него случился разрыв сердца.

Мы с Тимошкой шли по улице, лепили белые холодные комочки и швыряли их перед собой: кто дальше? Дальше все время бросал я. Но Тимошка сказал, что Феликс своей левой рукой может закинуть снежок так далеко, что его и найти не смогут. И еще, оказалось, что у Феликса летом камешки скачут по воде столько раз, сколько у меня никогда скакать не будут. Я согласился с Тимошкой…

Птицу мы не нашли.

– Неужели ни одна не обморозилась? – горевал Тимошка.

– Это же хорошо! – воскликнул я. – Значит, все живы-здоровы! И пусть наша лечебница подольше пустует. Знаешь, как было бы хорошо, если бы все больницы и поликлиники пустовали!

Но его это, кажется, не утешило.

Коля

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Помнишь, как ты вначале присылал мне письма в полторы строчки? А сейчас пишешь чаще, чем я. И это вовсе не удивительно: выполнять задания гораздо труднее, чем давать их, поэтому тебе есть о чем рассказать и о чем посоветоваться.

Артамонов сидит со мной рядом и передает тебе привет. Я давно рассказала ему о нашей переписке.

Почему он так изменился? Просто девчонка, которая живет в Заполярье и о которой помнят на Урале, заслуживает, по его мнению, уважения. Так я по крайней мере думаю. Конечно, хотелось бы, чтоб он и тех, о ком на Урале не заботятся, тоже уважал. Я ему об этом скажу.

Пиши мне…

Оля

Коля пишет Оле

Я, Оля, и правда стал перевыполнять норму: пишу тебе чаще, чем ты мне. Елена Станиславовна думает, что это я уроки так аккуратно готовлю, и даже несколько раз поставила меня в пример Нельке: «Видишь, как Коля старается. Ему, может быть, учение нелегко дается, а он старается…» И откуда она взяла, что мне «учение» трудно дается?

Нелька однажды спросила меня:

– По какому предмету так много задают на дом?

– По литературе, – ответил я. – Домашние сочинения!

– Так часто задают сочинения?..

– Так часто. Вот перейдешь из своего пятого класса в шестой, тогда узнаешь!

Сейчас пишу тебе на уроке: не терпится сообщить одну новость. Вчера я поссорился с Нелькой… Из-за твоих писем. Я раньше всегда успевал вынимать их из ящика утром, до школы, вместе с газетами. А вчера я проспал, и Нелька сама полезла в почтовый ящик. Она мне целый день не отдавала твое письмо, а отдала лишь вечером, когда отца и Елены Станиславовны не было дома.

Я спрашиваю:

– Ты почему его целый день с собою таскала?

А она в ответ:

– Думала, что тебе будет неудобно при взрослых…

И такую при этом физиономию скорчила, что я не выдержал и спросил у нее:

– Ты что себе вообразила, а?

– Ничего особенного! – ответила она. – Просто понимаю теперь, почему ты стал таким нервным.

Села на свой круглый, вертящийся стул и начала потихоньку ехидно наигрывать арию герцога «Сердце красавицы…».

Я подошел и захлопнул крышку. Сказал, что если мои птицы мешали ей играть, то она мне мешает делать уроки.

– Опять домашнее сочинение? – спросила Нелька.

Я ей не стал объяснять, что нам возле старого дуба поручили переписываться, а принялся нарочно громко учить английский язык…

Прощай, меня вызывают к доске. Не поминай лихом!

Коля

Коля пишет Оле

Вчера у Тимошки болела голова. Он не сказал мне об этом. Но я, как только пришел к нему, сразу заметил, что он бледный и грустный. На столе лежало мокрое полотенце: наверно, он им голову обвязывал.

Ты писала, что ему надо побольше гулять. И я сказал:

– Пойдем еще разок поищем птицу!..

И мы пошли. Но как-то так получилось, что мы птицу почти не искали, а разглядывали город.

Один заводской корпус стоит как металлический скелет и понемножку обрастает кирпичами…