В Суоми

Сходки, на которых крестьяне подписывали осенью 1901 года протест финского народа против беззаконий царя-клятвопреступника Николая II, — протест, полностью приведенный в гневной статье Ленина в «Искре», — созывались в деревнях также с помощью этой «деревянной повестки».

Как быстро идет время! Ведь на памяти не то что стариков, а просто людей старшего поколения, в домах которых ныне действуют телефоны, такие дубинки были живой, действенной связью, а не вещью из музея.

Распрощавшись с Аарне Аппельгреном, мы выехали из Вааса на север, минуя форштадт, построенный уже после войны и отличавшийся от новых форштадтов других финских городов, пожалуй, только тем, что улицы его названы по именам героев прославленного романа Алексиса Киви «Семеро братьев», а переулки носят имена второстепенных персонажей романа.

Значение романа «Семеро братьев» для финской литературы можно, пожалуй, сопоставить со значением «Мертвых душ» для русской. И я вдруг на минуту представил себе городок с проспектом Чичикова, улицами Ноздрева, Собакевича, Коробочки, мостом Манилова, проездом Заседателя, переулками Петрушки и Фемистоклюса и тупиком Плюшкина.

Нет, такой «живой» памятник, какой соорудили граждане города Вааса основоположнику финской национальной литературы, у нас, пожалуй, не мог бы состояться!

Кто бы захотел проживать на улице Плюшкина?!

И, видно, не случайно вспомнился мне Плюшкин в ту минуту, когда мимо нашей машины промелькнул дорожный указатель, на котором было написано, что до поворота на Лайхия осталось три километра.

— Та самая Лайхия? — До этой минуты я в глубине души сомневался в существовании ее. Она казалась мне лишь именем нарицательным.

Но дорожный указатель сделал реальностью Лайхия — деревню, о необыкновенной скупости жителей которой во всей стране рассказываются притчи, складываются анекдоты. Говорят даже, что один из обитателей Лайхия, женившись, в свадебное путешествие из скупости поехал один, оставив дома новобрачную.

Лайхия — это как бы заповедник скупердяев, известный всей Суоми.

Говорят, что по скаредности с Лайхия может соревноваться лишь Исокюрё — соседняя с ней деревня. И сейчас, на подступах к Лайхия, наш водитель к десятку уже занесенных в мою тетрадь анекдотов о феноменальной скупости лайхияненов рассказывает еще одну историю.

…Крестьянин из Исокюрё был какого в гостях у своего друга в Лайхия.

— О скупости наших деревень идет слава во всей Суоми… — сказал гость.

— Верно, Лайхия знают даже за границей! — с гордостью перебил его хозяин.

— Так вот, я вызываю тебя на состязание, кто из нас скупее.

— Принимаю вызов, — ответил хозяин, подошел к часам и остановил их. — Пока мы тут сидим, зачем им идти? — сказал он.

Гость из Исокюрё зажмурился.

— Пока мы тут сидим на месте без дела, зачем зря расходовать зрение, утомлять глаза?

— Ты прав, — отвечал хозяин. — Но если уж мы сидим с закрытыми глазами, то незачем понапрасну жечь свет. — И он потушил лампу.

Много ли, мало ли времени сидели так в темноте, с закрытыми глазами и гость и хозяин, сказать не берусь, но вдруг гость услышал во тьме какой-то шорох.

— Что ты там делаешь? — спросил он.

— Снимаю штаны. Если все равно сидим в темноте, то зачем же зря протирать сукно, просиживать штаны! Они денег стоят!

— Ты выиграл! Лайхия непобедима, — огорчился гость из Исокюрё, подтянул штаны и стал прощаться…

Вот и поворот в Лайхия. Мы миновали его.

— Рассказы о Лайхия так популярны в народе, потому что скопидомство, вероятно, одна из существеннейших черт финского «менталитета», — сказал водитель. — Это и понятно. Природа нас не балует. На даровщинку нам ничего не достается, — добавил он мораль к притче. — Возьмите хотя бы эту же дубинку старосты. Скупились на посыльного при общине. Чем не Лайхия?

— Ну, это ты путаешь! Бережливый — не скряга. Расчет не скупость. А в дубинке был не только расчет, но и смекалка. Каждый передающий соседу эстафету сам лучше запоминает, в чем дело. Передаваемая из рук в руки палка быстрее обежит многокилометровый путь, чем одинокий посыльный. А в-третьих, если можно обойтись без посыльного, то держать его — непростительная расточительность! — возразил мой спутник Аско Сало.

— Если правильна французская пословица о том, что все пороки являются лишь продолжением добродетелей и бережливость порой переходит в скупость, то из какой же добродетели вырастает расточительство? — спросил я.

— Расточительство? — переспросил Аско. — Да вот пример. У вас в Советском Союзе тончайшие расчеты, — ну, вот хотя бы такие, без которых нельзя было бы запустить спутник, — иногда сочетаются с неумением считать в быту! Возьмите эти мраморные чернильницы, с которыми встречается каждый иностранец в первый же день пребывания в России.

— Чернильницы?