В Суоми

Солнце, замечательное осеннее солнце, пробиралось через уже начинавшую желтеть листву и золотило все лесные паутинки, и сквозь заросли видно было, как дробится оно в течении быстрой речки.

— Здесь, — сказал Коскинен и посмотрел, нет ли вблизи посторонних.

Никого не было. Лундстрему казалось, что лес был тих, как никогда, в эту торжественную минуту. Коскинен продолжал:

— Положение острое, каждый день наша буржуазия может объявить войну Советской России. Всякий сознательный рабочий-финн будет против этой войны, но разговоров в таком деле мало, нужно оружие. Без оружия нас могут погнать, как стадо баранов. Наша задача — доставить на север лесорубам оружие, чтобы там оно было под рукой каждую минуту. И здесь это оружие мы достанем.

— Как? Почему здесь, в болоте? — изумился Лундстрем.

— В восемнадцатом году, после поражения революции в Суоми, многие отступавшие и разгромленные красногвардейские отряды стали прятать оружие, закапывать его. И пятый красногвардейский отряд северного фронта спрятал оружие здесь. Все приметы говорят об этом. Мы должны выкопать его и доставить в село Сала.

— Это мое село, — сказал Олави, — там моя семья. — И в уголках его губ запрыгала непрошеная улыбка. Но она сразу же пропала. — А как мы туда доставим оружие? Ведь двести километров, не меньше, — спохватился он.

— Не на подводах, конечно, не по большакам, не по шоссе, а по речкам, озерам, вьючным порядком, — на моей карте прочерчен весь путь. Работу начинаем сегодня. Я достану лодки, но дальше вам надо будет действовать без меня. Начальником назначаю Инари.

Коскинен отправился закупать посудину для перевозки драгоценного груза, но с дороги вернулся и наказал землю после рытья выравнивать и снова прикрывать дерном.

Два раза принимались они за работу, но ничего не находили. Копать глубоко небольшими тупыми лопатками — шанцевым инструментом — было трудно. Корни вереска и брусники стойко сопротивлялись.

Лундстрему первому после трехчасового рытья посчастливилось: его лопатка наткнулась на что-то твердое — послышался металлический скрежет.

— Оружие! Оружие! — в один голос воскликнули Инари и Олави.

— Ничего похожего. Какой-то ящик!

— Леса по опушке не узнаешь, — отозвался Инари. — Давай его сюда.

Лундстрем был прав, он наткнулся на оцинкованный ящик; в таких металлических коробках хранятся патроны — пятьсот штук.

Сразу же показались из земли второй и третий ящики. А винтовок не было.

И только к вечеру, уставшие, измученные, с ноющей от работы спиной, они вернулись домой. Ужин уже поджидал кладоискателей. Коскинен сидел на лавке и о чем-то думал.

— Сколько? — опросил он Инари.

— Три ящика.

— Должно быть десять ящиков и пятьдесят винтовок русского образца тысяча восемьсот девяносто первого года, трехлинейных. Карбас найден мною. Завтра я должен уехать отсюда. Ты закончишь работу не позднее чем через неделю. Ровно через двадцать пять дней оружие должно быть на месте. Его примет Сунила: лесоразработки акционерного общества «Кеми», барак номер тринадцать, в двадцати семи километрах от селения. Вот тебе карта.

На этом беседа закончилась, и все вскоре заснули.

Лундстрем во сне видел стройную Хильду. После этого сна он как-то по-особенному посмотрел на Хильду утром, когда она ставила на стол овсяную похлебку. Он заметил и в ее манере разрезать шпик какое-то неуловимое изящество. В этом винить его нельзя было — ведь только в июле стукнуло ему двадцать два года. Он родился на полгода раньше своего века.

И снова они весь осенний, по-особенному солнечный день работали в каком-то самозабвении, потому что нашли наконец оружие.

Это были мешки из обыкновенного рядна. В каждом мешке было по пять винтовок, густо смазанных салом. Сало кусками лежало почти на всех металлических частях.

— Все в порядке, — торжествующе сказал Лундстрем: ему опять посчастливилось найти винтовки первому, и он этим был чрезвычайно горд, хотя сам понимал, что гордиться тут нечем.

И снова они начали копать, и к концу дня отрыли две связки винтовок и два ящика с патронами. Теперь у них уже было пятнадцать винтовок и пять ящиков с патронами.

Днем Коскинен пригнал карбас и челнок, поставил их на речке, вблизи от места работы, и, подозвав к себе Инари свистом, о чем-то долго говорил с ним.

Потом ушел.

Когда совсем стемнело, Инари сказал Олави и Лундстрему:

— Товарищи, один из нас должен будет каждую ночь, пока мы не уедем, оставаться у карбаса охранять оружие.

И они нагрузили на себя кладь и потащили ее, пробираясь сквозь заросли, к речке. Нести было нелегко: ящики — пудовики, связка винтовок — полтора пуда; сучья рвали одежду, ветки, разгибаясь, хлестали по лицу, и все же и Олави, и Лундстрем, и Инари чувствовали себя счастливейшими людьми на свете.

— Я первым останусь сторожить у карбаса, — сказал Инари, раскуривая трубку. — Не забудьте притащить образцы пород! — крикнул он им уже вдогонку, совсем так, как делал это Коскинен.