В Суоми

Распрощавшись с Эльвирой, товарищи пошли обратно и остановились в лесной сторожке, километрах в двух от того места, где в зарослях ельника подо мхом было спрятано оружие. Когда они подходили к сторожке, Лундстрему чудилось, что они получат новый груз и понесут его опять к селу, к остальному транспорту. Плечи его так привыкли к ноше, что, казалось, тосковали по ней.

После плотного ужина наступил глубокий сон.

Ночью пошел густой, липкий снег и сразу рассыпал по лесу звериные, птичьи и человечьи следы.

Весь день, не выходя, товарищи провели в избушке.

— Про какую гармонь говорила Эльвира? — полюбопытствовал Лундстрем.

Но Олави отмахнулся:

— Дело прошлое, — и как-то ласково улыбнулся.

На другой день пришла утомленная Эльвира и сказала, что Сунила знает все и через два дня придет за оружием.

Олави и Инари решили пойти на лесозаготовки. Лундстрем хотел поехать на юг, уже по железной дороге.

Они не успели далеко отойти от Сала. В соседнем хуторе их ждала новость.

Ленсман только что собрался и уехал в Сала вместе с двумя молодцами из местной организации шюцкоров.

Две женщины отыскивали в лесу около Сала ушедшего оленя. Нашли они его около кучи вкусного мха, и под этим мхом было скрыто много оружия.

Надо бы этим бабам молчать, но они перепугались и побежали к ленсману и все, как перепуганные сороки, выложили ему. Ленсман, взяв в подмогу отделение расквартированной в селе части, пошел в лес и, подтвердив протокольно бабьи россказни, конфисковал находку.

Теперь, говорят, местные «активисты» получат конфискованное оружие. Но интересно знать, откуда это оружие могло появиться в наших местах. Правильно говорят, что в эту зиму произойдут разные неожиданные события.

Товарищи уже не слушали этих рассказов и пересудов. Ясно было одно: транспорт провалился. Это — больше, чем могло вынести самое крепкое сердце.

И они стояли ошарашенные среди двора, боясь произнести слово и поднять глаза друг на друга.

«Коскинен ошибся во мне», — горько думал Инари.

«Значит, все было напрасно», — ныла душа Лундстрема.

Олави думал о том, что творится сейчас с Эльвирой, и, потупя глаза, молчал.

И ни один из них долго не мог произнести ни слова. Постигшее их несчастье казалось безмерным.

Наконец, еле шевеля пересохшими и бледными губами, Инари выдохнул:

— Товарищ Ленин… товарищ Ленин учит нас никогда не сдаваться.

— Ленин организовал революцию, а мы провалили оружие, — с отчаянием сказал Лундстрем. — Мы должны достать оружие — не это, так другое. Для чего же мы остались в живых, если поручение нами не будет выполнено!

Больше говорить было не о чем.

Часть вторая

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В конце 1919 года всех здоровых парней прихода, достигших двадцати лет, призвали, ощупали их мускулы, постучали пальцами по спине, признали годными и направили в казарму. Унха, знавший все тяготы жизни торпаря и лесоруба, тоже был с этими ребятами, но в казарму не пошел, а отправился на север, на лесоразработки. Через два месяца нашли его в лесной хижине, арестовали и в наручниках отправили в город Улеаборг. Там он в первый раз увидел железную дорогу. Наручники натирали ему кожу у запястья.

В Улеаборге зачислили Унха в северный егерский батальон; всего прослужил он в армии год и восемь месяцев, из них — два месяца штрафных за дезертирство. Восемь месяцев из этого срока отбывал он в пограничном отряде поручика Лалука.

Здесь Унха научился владеть оружием — винтовкой русского образца 1891 года, трехлинейной и облегченной винтовкой японского образца.

Поручик Лалука на судьбу свою не жаловался, но в глубине души считал себя обиженным. Мало того что ему приходилось жить в этой окаянной местности, в пограничной холмистой тундре, сюда присылали для службы самых отпетых ребят, прямо из дисциплинарных рот.

— Лечь!..

— Встать!..

— Бегом марш!..

— Кру-у-у-гом!..

И Унха стискивал челюсти, — шестнадцать килограммов колотили по спине, и винтовка в его руке становилась скользкой от пота.

Командиры обращались с ними как с собаками; правда, поручик Лалука был лучше других, он по вечерам приходил в казарму и читал вслух стихи старика Руннеберга и рассказы Юхани Ахо.

«Мы ждем своего Александра, своего завоевателя, который пойдет, предшествуемый финляндским знаменем и сопровождаемый финской культурой… Юная и великая Финляндия объединит свое царство от Балтики до Берингова пролива, охватывая Ледовитый океан. Будем ждать; эта надежда поддержит нас вплоть до новой и отрадной великой борьбы…»

Здесь поручик задыхался от восторга и думал, что, может быть, ему суждена судьба Великого Александра. И не понимал, почему эти мысли не заставляют волноваться солдат?

Они сидели, глядя куда-то мимо него, и как будто ни о чем не думали. Но они думали.

Нимеля думал, что если еще раз его ударит фельдфебель по лицу, то он убежит, как Эйно в прошлом году, в Швецию.

Керанен вспоминал про письмо из дому. Он уже боялся получать письма из дому — ничего в них не было хорошего.