В Суоми

— Приказ о мобилизации в Похьяла! Мы сорвали им мобилизацию.

Инари начал рассказывать о том, как провел он последние три часа.

Рассказывал он неохотно, опасаясь выговора за свое безрассудство. Но когда он закончил повествование, Коскинен лукаво взглянул на командира второй роты и, засмеявшись, сказал:

— Видишь, наш теоретический спор о военном искусстве Инари разрешил по-своему. Вот она какая бывает, война!

— Все-таки это неправильно, — продолжал стоять на своем рыжебородый.

Инари не стал доискиваться сути спора. Его снова клонило ко сну. Лундстрем улегся рядом с ним на постели поручика, и оба сразу захрапели.

Несколько часов сна — не шутка.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Утром метель совсем улеглась, и на улицах в каждой снежинке сияли блестки солнца.

Лундстрем шел по улице, щурясь от снежного сияния и от набегающего ощущения молодой радости. Мороз пощипывал его за нос, брал за подбородок, покалывал уши. По спине в такт шагу ударяли две винтовки — своя и только что взятая у пасторши.

А по улице навстречу ему еще шел — казалось, бесконечный — обоз: панко-реги, розвальни, простые дровни, сани, на которые был навален разнообразный груз.

За ночь снегу намело много, крыши стали более покатыми, дома словно вросли в землю.

Лундстрем зашел в почтовую контору.

Линия с помощью пленных солдат-связистов была восстановлена, и Коскинен диктовал телеграмму уже немолодой накуксившейся телеграфистке.

Работала она, как полагается, в форменной круглой фуражечке с черным бархатным околышем.

«Восстанием охвачен север.

Восставшие организовали серьезные боевые силы, которые продвигаются на юг.

Лесорубы всех лесопунктов присоединяются к восставшим. Порядок обеспечен полный. Отряды регулярных войск частью разбиты и бегут, частью присоединяются к восставшим.

Не допустим братоубийственной войны против трудящихся Советской республики! Руки прочь от Советской Карелии! Земля — торпарям, батракам, маломощным. Вся власть — трудящимся! Долой военные авантюры!

Штаб восставших призывает всех трудящихся немедленно присоединяться к восстанию, организовать на местах отряды, разоружать шюцкоровцев, разъяснять солдатам цели восстания и цели преступной войны, на которую толкают их отечественные капиталисты.

Руки прочь от Советской России!

Штаб партизанского батальона Похьяла».

— Передали?

— Передала, — робко вымолвила телеграфистка.

— Эта телеграмма наделает в их тылах немало паники и кое в чем поможет нам… — усмехнулся Коскинен.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Когда, сбив снег с кеньг, Лундстрем и Инари зашли к Олави, в дом отца Эльвиры, в сборе была вся семья. Сам старик, уже совсем седой, сидел за столом, суетливая старушка мать накрывала на стол, расставляла тарелки и снедь.

Хелли и Нанни со сдержанным удивлением, держась за руки, смотрели на отца.

Олави недавно пришел с мороза, и Эльвира, глядя на него, не скрывала своей радости.

Ее старшая сестра уже сидела за столом, рядом с отцом. Муж ее, тоже лесоруб, работал сейчас на заготовках в центральной части страны.

Семья Эльвиры за эти годы успела разделиться, и братья ее и сестры жили в этом же селе, но в разных избах и в разных концах.

Эльвира сияла; она была розовощека, голубоглаза, светловолоса и сильна.

— Теперь мы навсегда вместе, Олави! — сказала Эльвира.

— Теперь мы навсегда вместе, — повторил Олави и вдруг остановился. — Теперь мы должны быть навсегда вместе, Эльвира.

И неожиданно для себя Олави крепко обнял Эльвиру при посторонних и даже поцеловал.

— Отец, — сказал Олави потом, — твои сани мобилизованы, как и все сани в селе, для перевозки наших грузов до следующего пункта. Но ты не беспокойся, будет за все труды заплачено справедливо.

— Я и не беспокоюсь, мне уже все передали, — спокойно ответил старик.

Он втайне гордился тем, что его зять — один из вожаков восстания. Может быть, восстание победит и Олави станет большим человеком.

Когда вошли в комнату Лундстрем и Инари, Олави просиял.

— Мы старые знакомые, — улыбнулась Эльвира, пожимая руки пришедшим.

— Вот кто жил со мною в бане, — указал старику на Лундстрема Олави.

Теперь, когда дело разъяснилось, многие обиды сами собой уходили.

— Садитесь, ребята. Чем богаты, тем и рады.