Рано утром приехал Павел. Коротко, сухо, как настоящий военный начальник, он приказал Степану немедленно собираться. Павел был одет в новую оленью полудошку, которую перепоясал широкий ремень с портупеей. На боку висела желтая кобура. Из нее выставилась резная рукоятка нагана. Сам он, стянутый ремнем, стал как будто тоньше и выше. Ходил по юрте с гордо вскинутой головой, покачивая плечами и поправляя сползающую портупею.
Степан собирался недолго. Он сначала бесцельно походил из угла в угол, словно что-то потерял, потом быстро надел свою неказистую шубенку, подвязался узеньким сыромятным ремешком, прицепил нож и снял со стены испытанную кремневку; проржавелый ствол ее был прикреплен к ложе полосками жести.
— Готов? — нетерпеливо спросил Павел, нервно постукивая пальцами по краешку стола.
Степан нахлобучил шапку, потоптался, осматриваясь по сторонам, и решительно произнес:
— Поехали!
— Подожди! — остановил его Павел.
Он критически осмотрел старенькое, видавшее виды ружьишко и небрежно отбросил его на орон:
— Оставь! Там получше найдем!
Отец двигался тихо, неуверенно, словно боясь вспугнуть кого-то. На жену не глядел. Он бережно подобрал ружье и поставил в угол. Вынул было трубку, но сразу же сунул ее в карман.
— Поехали!
А в глазах — тоска. Марина испуганно смотрела на сборы, прижимая к себе дочерей. Ей хотелось подойти к мужу, обнять его, пожелать счастливого пути. Но Степан терпеть не мог нежностей. Сурово покосившись на Назарку, он уже от двери давал ему последний наказ:
— За хозяина останешься. Следи за всем. Не ругайся. Работай, не ленись!
— Ладно, тятя! — потупившись, негромко ответил Назарка. — Все сделаю. А ты скоро вернешься?
— Кто его знает...
Рванул горячий конь, и снежная пыль, засверкавшая на солнце, скрыла легкие санки...
— Скорей, скорей! — взволнованно торопил Павел отрядников. — Давно собраться надо было. О чем раньше думали?
Белоповстанцы спешно готовились к выступлению. Как сообщили лазутчики, недалеко отсюда окольными путями продвигался красноармейский отряд, вернее, небольшая группа из нескольких бойцов. По слухам, они пробирались от Охотского моря к Якутску. Но вся беда в том, что цыпуновский отряд не был готов к действиям. Никто, даже Павел, не предполагал, что все произойдет так неожиданно и быстро. У большинства отрядников не оказалось снаряженных патронов. Командир, осыпая бранью ни в чем не повинных людей, широкими шагами расхаживал по юрте, резко поворачиваясь в углах. Тяжелая кобура сползала на живот, и он беспрерывно поправлял ее. Якуты молча отмеряли мерками порох, забивали пыжи, закладывали в патроны круглые, самодельные свинцовые пули. Никто не проронил ни слова. Все были угрюмы и сосредоточенны. Только некоторые неодобрительно косились на расходившегося командира: почему заблаговременно не предупредил?
Когда патроны были готовы, белоповстанцы, выполняя приказ, разобрали свои разнокалиберные ружья и кучей вывалились во двор. Без обычного говора и шуток расселись по саням. Отряд отправился в свой первый поход.
Впереди на любимом рысаке ехал Павел с помощником — русским поручиком Становым. Степан сидел на последних санях, приткнув меж колен берданку, и уныло смотрел на переметенную сугробами узкую извилистую дорогу.
Павел нервничал и тр
— Раньше вам в боях не доводилось бывать? — поинтересовался Станов, пытливо взглянув на Павла.
— Не приходилось! — чистосердечно признался командир. — А вам, поручик?
— С шестнадцатого года против кайзера в окопах сидел. С адмиралом Колчаком поход совершил, — с деланным равнодушием ответил Станов и, невесело улыбнувшись, добавил: — Послужной список у меня длинный... Вы новичок в военном деле, поэтому и волнуетесь. Такое испытывает всякий, идущий в бой первый раз. Потом это чувство теряет первоначальную остроту.
— Так оно и должно быть, — согласился Павел. — Мне лично думается, что привыкнуть можно ко всему, даже к мысли о скорой смерти.
— Ну, это слишком! — покровительственно заметил Станов. — Зачем заранее убивать себя? О смерти думать не стоит: легче будет!
«Это счастье, что нашелся помощник, опытный кадровый офицер», — подумал Павел.
Встретились они недавно в городе, в доме у Макара Ивановича. Разговорились. Раз сидит у Болдырева, значит, свой человек. Тем более, что, повстречав Цыпунова, Макар Иванович хитро прищурил свои глазки и таинственно сказал:
— Я вам сюрприз приготовил...