В тени богов. Императоры в мировой истории

Герцоги Бургундские были младшей ветвью французской королевской династии Капетингов, которая правила Францией с 979 по 1848 год и – пока я пишу эту главу – по-прежнему правит в Мадриде. В связи с этим Карлу V пришлось спорить за генеалогическое старшинство со своим главным соперником – королем Франциском I. Не столь влиятельным династиям, таким как Тюдоры, приходилось довольствоваться малым, – например, легендой о короле Артуре и родством с добродетельным, но слабым королем Эдуардом Исповедником. И королям, и знати династия давала повод для гордости, но вместе с тем и накладывала на них целый ряд обязательств. Английский король Генрих VIII, возможно, жаждал военной славы, чтобы встать в один ряд с Эдуардом III и Генрихом V, но к XII веку благородное сословие уже выкристаллизовалось во Франции, и Ги де Базош гордо проследил свою родословную до Хлодвига I и велел своему племяннику “задуматься, каким человеком [ему] следует быть при таких великих предках”¹¹

.

Монарх и аристократ наследовал и земельную собственность, и государственную должность. В большинстве стран аристократ был не просто землевладельцем, но и наследственным источником правосудия в своем манориальном суде. Монарх управлял государством, но его королевство, с другой стороны, было наследственным владением, судьба которого определялась превратностями наследования в семье. В 1505 году кастильские кортесы (собрания) явно провели связь между королевским и аристократическим наследством: “Корона – это национальное майоратное имение (majorat national)

, а дворянское майоратное имение (majorat)

 – это местное королевство”. К 1500 году в английской и французской монархиях, а также в главных аристократических родах этих стран установился порядок наследования по принципу патрилинейной примогенитуры. В Германии князья и аристократы по-прежнему делили наследство между своими законнорожденными сыновьями. Младший брат Карла V, император Фердинанд I, который сменил его в 1556 году, разделил свои владения между тремя сыновьями (Максимилианом, Карлом и Фердинандом). Лишь биологическая случайность снова объединила их под властью Фердинанда II (избранного императором Священной Римской империи в 1619 году), что в результате привело к созданию империи, которая впоследствии получила название Габсбургской (то есть Австрийской)¹²

.

Специалист по происхождению европейской государственности отмечает, что “подобно тому, как право собственности и наследования было основополагающим законом в отдельных странах, право династии на определенное княжество или королевство было основополагающим принципом международной политики”. Монархи и аристократы существовали в одних законных, религиозных и политических рамках. В число соблюдаемых ими норм входили христианская моногамия, запрет на разводы и исключение незаконнорожденных детей из линии наследования собственности. В последнем случае граница между церковными и аристократическими соображениями полностью размылась к концу XII века. Неизменным оставался и чрезвычайно высокий уровень смертности, особенно детской. Королевские и аристократические семьи были одержимы стремлением сохранить свое положение и потому заключали браки только с равными себе. С XIII века это значило, что члены правящих семейств все чаще вступали в браки только с представителями других королевских династий, по определению иностранных. Помимо желания повысить статус королевской семьи, существовали и веские политические причины не подпитывать амбиции аристократических родов, обеспечивая их связями с правящей династией. Династические браки порой также становились способом отметить заключение мира между воюющими государствами, а также укрепить чувство европейской и христианской общности и продемонстрировать соответствие кодексу поведения, несмотря на соперничество и конфликты между европейскими правителями и странами. Однако, если принцессы не лишались права наследования, династические браки могли оказывать драматическое влияние на международные отношения в Европе и на формирование европейских государств¹³.