В тени богов. Императоры в мировой истории

Блестящий каллиграф и поэт, Тай-цзун прекрасно разбирался в китайской классической литературе и истории. Кроме того, он искусно стрелял из лука и мастерски держался в седле. Тай-цзун сознательно, но вместе с тем естественно воплощал в себе целый ряд идентичностей. В его стихах, служивших важным источником легитимности в глазах китайской элиты, которая ценила поэзию выше любых других литературных и художественных форм, моральная серьезность северного конфуцианства сочеталась с

южным поэтическим стилем и частыми аллюзиями к южным красотам и пейзажам. Тай-цзун владел китайским и серби (диалектом монгольского), а также, возможно, разговорным турецким. Он обменивался изящными поэтическими посланиями со своими китайскими советниками и клялся в кровном братстве тюркским военным предводителям. Он стал императором Китая в 626 году и после завоевания Тюркского каганата в 630 году был провозглашен Небесным каганом степных земель и народов на великолепно срежиссированном племенном собрании. Китайские и тюрко-монгольские представления о монархе как ставленнике небес имели много общего, но Тай-цзун также вжился в роль императора, власть которого простиралась на весь известный человеку мир: “Он держался как истинный император и при дворе был грандиозен и великолепен. Чрезвычайно эмоциональный и вспыльчивый, он багровел от ярости и вселял страх во всех приближенных. Своим успехом в отношениях с тюрками он обязан во многом собственной напористости и героическому ореолу”. В мире степных кочевников личная харизма и личная верность обычно ценились выше, чем верность институтам и идеологиям. Тай-цзун и внешне, и внутренне отвечал критериям кочевого императора-воина.

Во время гражданской войны, которая предшествовала окончательному закреплению Тан на троне, император Гао-цзу признавал своего старшего сына, рожденного императрицей, своим наследником. Он сделал это в соответствии с конфуцианскими представлениями о старшинстве и престолонаследии. Но после окончания войны Гао-цзу словно бы вернулся к степной и тюркской традиции позволять своим сыновьям бороться за престол. Он никак не поддержал притязания старшего сына на власть. Он лишь удостоверился, что противостояние не выйдет за пределы столицы и дворца, не позволив ни одному из сыновей заручиться поддержкой в империи. Поскольку любые столкновения, выходившие за стены дворца, могли перерасти в гражданскую войну и погубить династию, это было весьма разумно. Когда Гао-цзу взбунтовался против Суй в 616 году, ему исполнился 51 год, поэтому вопрос о престолонаследии не терпел отлагательства. Новая династия Тан не обладала достаточной легитимностью, и ей было не выжить без компетентного наследника на троне. В 626 году конфликт разрешился: принц Ли Шиминь, будущий император Тай-цзун, заманил в ловушку и убил двух своих старших братьев у дворцовых ворот. Возможно, Гао-цзу поверил Ли Шиминю, который заявил, что братья пытались его отравить (и поверил, вероятно, не зря), но, как бы то ни было, он, очевидно, смирился с гибелью сыновей и своей отставкой. Ему был 61 год, и можно предположить, что он даже обрадовался возможности с

честью уйти на покой, которую ему предоставил Тай-цзун. Безусловно, он возликовал, что опасный вопрос о престолонаследии разрешился и будущее его династии оказалось в надежных руках².

Тай-цзун был несомненно одним из величайших императоров в истории. Грозные китайские монархи более поздних эпох, например Хубилай из династии Юань (монгольской), Хунли из династии Цин (маньчжурской) и Юнлэ из династии Мин, во многом ориентировались на него. Ведущий западный эксперт по китайской военной истории называет его “гением” и “одним из самых титулованных военачальников во всей китайской истории”, но Тай-цзун также был чрезвычайно эффективным администратором и политическим лидером. Он “явно имел вкус к драматическим и ярким жестам” и был главным пропагандистом режима. В 628 году многие провинции пострадали от нашествия саранчи. Оплакивая несчастья своих подданных-крестьян, император в присутствии множества людей съел саранчу, сказав при этом насекомым: “Люди нуждаются в зерне, как в самой жизни, а вы пожираете его. Ешьте лучше мои кишки и легкие”. Эта и другие истории о Тай-цзуне предавались широкой огласке, глубоко проникали в фольклор и укрепляли легитимность императора, который постепенно обретал все большую славу³.