В тени двуглавого орла, или жизнь и смерть Екатерины III

Екатерина снова оторвалась от чтения и вздохнула: она прекрасно понимала настроение брата. День гибели императора Павла был теперь всегда днем торжества вдовствующей императрицы и совершенно невыносимым для Александра не только по воспоминаниям. Шла бесконечная служба в Петропавловской крепости. Мать на особом возвышении стояла рядом с могилою отца, а император и все остальные внизу. Это был род спектакля, для Александра кошмарный, как бы его публичное унижение. Бедный, бедный Саша, взваливший на себя крест воображаемой вины за смерть отца!

Приложенную записку графа Разумовского, министра просвещения, Екатерина пробежала за несколько минут: ничего интересного этот сын бывшего свинопаса, благодаря причудам фортуны ставший вельможей, предложить не мог. Кроме того, он находился под сильным влиянием графа де Местра, который полагал, что знания для России не нужны вообще. Для России, как страны воинственной, вообще науки не только бесполезны, но и вредны. Они лишают мужества.

Лучшие воспитатели — священники, разумеется не русские, полуграмотные. Новые воспитательные учреждения должны быть устроены по образцу иезуитских: у юношества не должно быть никаких сношений с внешним миром. Они должны жить как бы на острове. Главное предназначение лицея — подготовка юношей из среды знатнейших фамилий для занятий важнейших мест государственных.

— Удивительно, с каким презрением иностранцы относятся к стране, давшей им приют в тяжелые времена, — сказала Екатерина, обращаясь к Марии. — Взгляни на этот бред: будущих русских государственных деятелей должны воспитывать католические священники! И это мнение разделяет министр просвещения!

— Вы имеете в виду Разумовского? — осведомилась Мария. — Насколько мне известно, он интересуется российским просвещением ничуть не больше, чем богословием или фортификацией. Напыщенный старый индюк, который ненавидит даже собственных детей…

— Мари, Мари! — засмеялась Екатерина. — Вы, право, безжалостны. Разумовский — муж отменного разума, хотя, конечно, изрядный эгоист. Во всяком случае, я бы предпочла, чтобы брат был ближе с ним, нежели с этим ужасным Аракчеевым или несносным Сперанским…

— С Аракчеевым? Думаю, государь с ним не столько близок, сколько ценит его, как преданного пса и старого слугу отца…

— Вы правы. Тем не менее, именно с ним император обсуждал мундиры для еще несуществующего лицея. Хотя Саша обожает все эти штучки: фасон, цвет, галуны…

— А сам ходит в черном сюртуке, — тихо заметила Мария. — И не признает золота и прочей мишуры в отделке собственных покоев. Так что за форму они выбрали?

— Однобортный кафтан, темно-синий, с красным стоячим воротником и такими же обшлагами. На воротнике по две петлицы: у младших — шитые серебром, у старших — золотом. Если не ошибаюсь, это форма какого-то давно отмененного полка…

— Литовский татарский полк, душа моя, — раздался голос принца Ольденбургского, незаметно появившегося в покоях жены. — С моей точки зрения, довольно удачный выбор. Так что пишет государь о лицее? Простите, ангел мой, я слышал часть вашей беседы с мадемуазель Мари.

— О, Жорж, как ты кстати! — обрадовалась Екатерина. — Я как раз собиралась прочесть окончательное решение императора. Образование великих князей он намерен ограничить лицеем, который был бы сравнен в правах с университетами. Товарищи избираются из отроков дворянского происхождения. Числом не менее двадцати и не более пятидесяти. Каждому воспитаннику отводится отдельная комната, под особым номером.

— Весьма разумно, — кивнул принц. — Это окончательное решение?

— Что касается императора, то, по-видимому, да. Но вот что скажет матушка…

— Думаю, мы скоро узнаем об этом. Вы не забыли, душа моя, что мы хотели осмотреть строительство нового здания в центре города?

— Разумеется, нет, Жорж. Я даже одета для выхода.

Принц подал руку супруге и они вышли из комнаты, оставив Марию, которая теперь могла спокойно и вдумчиво ознакомиться с посланием императора…

Принц не в первый раз лично инспектировал строительство в столице своей губернии. Благодаря его попечению, а также неподдельному интересу и энтузиазму его супруги, архитектурный облик Твери постепенно становился образцом высокого строительного искусства.

Частные дома, градостроительные ансамбли областного центра и уездных городов, загородные усадебные комплексы, церкви и монастыри здесь строили Растрелли, Казаков, Кваренги, Росси, Бове… Кстати, блистательная карьера Растрелли начиналась именно в Твери, и лишь позже он создал свои великолепные архитектурные ансамбли в Санкт-Петербурге.

В это же время заканчивалась застройка набережной — уникальная в архитектурном смысле. Принц и его супруга завершили то, что было начато Екатериной Великой, при которой придворный деятель Иван Бецкой составил «Мнение», где излагал свои соображения по поводу застройки города Твери: