Такие пустячные прегрешения ничего не значат, о них просто следует упомянуть на исповеди и их отпускают, заставив прочитать «Аве, Мария» и «Отче наш». Катарина услышала внизу шум.
— Король здесь.
— Так скоро! — Руки у нее задрожали, когда она поправляла прическу. Ноги стали как ватные.
— О, Мария, как я выгляжу?
— Прекрасно, Ваше Величество.
— А... ты так говоришь!
— В моих глазах Ваше Величество прекрасны.
— Потому что ты любишь меня, Мария.
«А как я буду выглядеть для него? — подумала Катарина.— Будет ли он, как Мария, смотреть на меня любящими глазами?»
Она спустилась вниз, чтобы приветствовать его. Он спрыгнул с разгоряченного коня. Как мелодраматично все, что он делает.
Лицо у него без единой морщинки, как у мальчишки, щеки разрумянились от быстрой езды, голубые глаза доброжелательно сияют. Благодарю Бога за это.
— Кейт! Ну, Кейт, ты забыла, кто я такой?
Она услышала, как он смеется над неуместностью такого предположения, увидела, как к ней протянулись сверкающие драгоценностями руки. Это не церемониальная встреча. Он сейчас добрый супруг, вернувшийся домой и жаждущий увидеться с женой.
Генрих подхватил ее на руки на виду у всех, кто прискакал с ним, опережая кавалькаду, и тех, кто поспешил из дворца, чтобы приветствовать его.
Два звучных поцелуя.
— Ей-богу, какая радость увидеть тебя!
— Генрих... о, мой Генрих... ты так замечательно выглядишь!
— Успешная кампания, Кейт. Я возвращаюсь не как побитая дворняжка с поджатым хвостом! Я приехал как победитель. Клянусь честью, Кейт, в это время на будущий год ты будешь со мной в Париже.
— Хорошие новости.
— Да, замечательные. Он обнял ее.
— Ну же, пойдем в дом,— сказал он.— Выпьем за победу, Кейт. А потом мы с тобой поговорим... одни... обо всем, что случилось и там и здесь.
Обнявшись, они вошли в большой зал, где их ждал пир.
За едой он говорил не умолкая, главным образом, об этих больших победах под Теруанном и Туренью; из его слов следовало, что овладел ими только он и он один. Да, там был и Максимилиан... но во второстепенной роли. Разве тот не встал под знамя Генриха, разве ему не заплатили за услуги?
— А ты в наше отсутствие хорошо присматривала за нашим королевством, Кейт. Ты вместе с Сюрреем и с помощью всех этих добрых и верных солдат, что я здесь оставил. Так значит, Джемми-шотландца больше нет в живых. Интересно, что чувствует Маргарита, потеряв супруга. Тяжело без супруга, Кейт. Ты скучала обо мне?
— Очень скучала, Генрих.
— И мы потеряли ребенка. К тому же мальчика. Увы, моя Кейт. Но ты потеряла его из-за доброго дела. Я слышал, как ты потрудилась для Англии... когда тебе было нужно отдыхать...— Его глаза немного остекленели: он вспоминал о своих любовных встречах во Фландрии. Эта лукавая придворная дама, фрейлина герцогини, и та судомойка. «Ей-богу, я получил от моей фландрийской кампании намного больше, чем об этом подозревает Кейт»,— подумал он.
— Меня это печалит, Кейт. Но мы еще молоды...
Катарина подумала: во Фландрии он перенял солдатские привычки.
Глаза у него разгорелись, руки блуждали по ее бедрам. Но она не чувствовала себя несчастной. Она боялась, что он, как и раньше, будет винить ее за потерю ребенка.
Генрих много пил и хорошо поел.
— Пойдем, путь в Ричмонд был длинным,— сказал он.— Пора нам в постель, Кейт.
Глаза у него горели, так что всем было ясно, что он уводит ее не отдыхать.
Катарина не возражала, она была полна оптимизма. Будет и другой раз, и тогда все выйдет удачно.
В то Рождество при дворе царило веселье. Нужно было так много отпраздновать. Генрих предвкушал кампанию в следующем году. Его сестра Маргарита заботилась о его интересах в Шотландии, а в Ричмондском дворце для удовольствия Генриха устраивались маскарады, балы и банкеты.
В один из дней лорд Маунтджой, разговаривая с королевой, упомянул о своей родственнице, семья которой хотела, чтобы она получила место при дворе.
Уильям Блаунт, лорд Маунтджой, был одним из самых больших друзей Катарины. Он был ее камергером и одним из немногих серьезных людей при дворе. Катарина очень его уважала и старалась настроить короля в его пользу. Друзья Маунтджоя не были при дворе, это были ученые мужи, такие как Коле, Линейкер, Томас Мор.
До сих пор король проявлял мало интереса к своим более серьезно настроенным подданным. Его ближайшими друзьями были те, кто хорошо танцевал или отличался на турнирах — такие люди, как Уильям Комптон, Франсис Брайан, Николас Кэрью, Чарльз Брэндон.
Но иногда Катарине казалось, что на ее глазах Генрих взрослеет. Он довольно долго оставался юнцом, но, в конце концов, была уверена Катарина, из него выйдет мужчина, и тогда он заинтересуется этими учеными.
— Я думаю об этой моей родственнице,— говорил Маунтджой.— Ей пятнадцать или шестнадцать... хорошенькая девочка, и ее родители хотят, чтобы она получила место при дворе Вашего Величества.
— Вы должны привести ее ко мне,— сказала Катарина.— Не сомневаюсь, мы найдем здесь для нее место.
Итак, на следующий день Маунтджой привел с собой маленькую Бесси Блаунт к королеве.