Я не хочу здесь напоследок сердито поднимать всю болезненную проблематику, которая связана с терминами «воссоединение» и «заповедь воссоединения». Если вместе с федеральным конституционным судом к преамбуле Основного Закона добавляют не только риторическое, но и юридически обязывающее значение — тогда здесь без сомнения зияет глубочайшее — единственное действительно глубокое — противоречие между конституционными притязаниями и конституционной действительностью. И именно это — горький парадокс — как раз есть чрезвычайная скромность их конституционных притязаний, которая сыграла злую шутку с отцами Основного Закона. Ведь они вовсе не хотели выковывать конституцию, ничего длительного и прочного, только лишь переходной устав, только лишь вспомогательное уложение для текущего дня и часа. Они не хотели основания западногерманского государства, которое неминуемо должно было потянуть за собой образование восточногерманского. Отсюда все эти клятвенные слова преамбулы Основного Закона о переходном времени, о содействии для тех, в совместном действии с которыми было отказано, о приглашении ко всему германскому народу в свободном самоопределении завершить единение и свободу Германии. В качестве разъяснения воли и намерений это всё имеет сомнительную прямоту. Однако что всегда было волей и намерением составителей Основного Закона: чего они
Основной Закон оказался гораздо лучше, гораздо более долговечным, чем этого хотели его авторы, и естественно со вступлением его в силу в жизнь вошло западногерманское государство, основатели которого не хотели его существования, однако ликвидации которого более не может представить себе никто из его граждан, не говоря уже о том, чтобы желать такого. Равным образом естественно «те немцы, в совместном действии с которыми было отказано», должны были на основании этого идти другим путём, и вследствие этого волей–неволей создали своё собственное, весьма непохожее государство. Если преамбула Основного Закона содержит заповедь о воссоединении, то это во всяком остаётся неисполненным и с течением времени становится всё более невыполнимым. То, что оба германских государства такими, какими они есть и стали, сегодня нельзя более объединить без того, чтобы не разрушить одно или другое, или оба — есть ли ещё кто–либо, кто этого не видит? Спросим иначе: имеет ли кто–либо представление, как при более благоприятном политическом положении и при наличии доброй воли с обеих сторон — чего сегодня не существует — могло бы конкретно выглядеть государственное объединение Федеративной Республики и ГДР в общее государство? Уже при попытке просто помыслить такое постигает неудача.
Однако если думают не о Федеративной Республике, а о конференциях премьер–министров федеральных земель и их министров, то есть о неформальном подобном конфедерации сотрудничестве западногерманских земель, тогда начинает показываться нечто вроде слабого света в конце туннеля. Германская конфедерация — это же было однажды, прошло уже много времени — предложение ГДР. Конечно, при этом они думали скорее о союзе двух стран с Федеративной республикой, и из этого вряд ли могло бы выйти много толку, не только из–за различных общественных устройств обеих государств, но прежде всего из–за их различной величины. Однако такие земли, как Северный Рейн — Вестфалия и ГДР примерно равны по величине, другие земли даже меньше, чем ГДР. Никому не нужно бояться других, и никто не мог бы другим что–то навязывать — почему не могло бы однажды стать возможным в таком кругу урегулировать практические вещи? Государственное собственное существование Федеративной республики и ГДР и их квази–дипломатические отношения остаются от этого нетронутыми — подобно тому, как некогда суверенитет Пруссии и Австрии оставались нетронутыми, несмотря на существование франкфуртского Германского Союза.
Прежде чем развитие событий такого рода могло бы перейти в область возможного, рамки международных условий конечно же должны стать гораздо шире, чем они есть сегодня. Однако если вообще ещё существуют возможности общегерманских особых отношений, которые с некоторой широтой можно было бы подвести под определение «Воссоединение», то следует скорее искать их на уровне земель, чем на уровне федерации. Между тем мы поступаем правильно тем, что преамбулу к Основному Закону не воспринимаем более важной, чем это делает сам Основной Закон. Его трезвой солидности мы обязаны государством, которое он сохраняет и о котором заботится, даже если это и не вся Германия.
(1974)
Германия между сверхдержав
Судьба Федеральной республики не является столь неудачной. Можно даже сказать, что в некоторых отношениях она лучше, чем была у Германского рейха.