— Повторяю: всех до единого! Ещё тупые вопросы есть?
— У меня есть один, — Вихрь вышагнул из густой черноты.
— Ну давай.
— Скажи, все ищейки такие же гниды или ты какая-то особенная?
Со стороны желторотиков донеслись сдавленные смешки, чемпион сверкнул белозубой улыбкой.
«И вот чего ты добиваешься? Хочешь показать, что здесь главный? Что ж, вызов принят!»
Девятая метнулась тенью, резким ударом подсекла ему ноги и, когда застигнутый врасплох засранец повалился на землю, сдавила коленом горло. Вихрь попытался сбросить её с себя, но тщетно. Слабак, и на кого только посмел тявкать! На секунду ей захотелось свернуть ублюдку шею прямо здесь, при желторотиках, чтоб неповадно было сомневаться, кто здесь вожак, но убивать союзников перед решающей битвой не лучшая идея.
— Это уже два вопроса, милый, — она говорила громко и отчётливо, насмехаясь над его беспомощностью. Пусть сосунки видят, чем всё может закончиться, если вдруг кому приспичит выкинуть какую глупость. — И как бы ответы на них не оказались для тебя плачевными.
— Пошла ты!
— Ты жалок, — она поднялась и, не оглядываясь, двинулась вперёд, а уже вскоре перешла на лёгкий бег — до поселения всего несколько километров, но времени лучше не терять.
Позади слышались шаги остальных, где-то вдалеке тоскливо завыло — псы вышли на охоту, выслеживают очередную жертву. Даже ночью Мёртвые Пустоши вовсе не казались такими уж мёртвыми: то и дело ухали филины, под ногами возмущённо верещали потревоженные двухвостки, однажды в паре метров прошмыгнула здоровенная тень — то ли ночной ящер, то ли ещё какая-нибудь дрянь, не разберёшь в потёмках.
Редкие огни деревни медленно приближались, и вот уже стал различаться высокий частокол. Над крепкими воротами поселенцы соорудили нечто вроде дозорной площадки, местами освещённой факелами. В их свете мелькали две тёмные фигурки — не ахти какая охрана. Когда до селения осталось не больше полусотни метров, Девятая сбавила шаг. Нужно было решить, как пробраться внутрь, не наделав шуму. Ограда высокая, к тому же часовые могли в любую минуту засечь их и поднять тревогу, а это недопустимо — чем внезапнее нападение, тем больше шансов справиться с нулевым быстро и без потерь.
Осторожно обогнув охраняемую часть, они остановились у плотно подогнанных друг к другу брёвен. Девятая упёрлась руками в одно такое и слегка толкнула, потом ещё раз и ещё, пока бревно не поддалось, с тихим треском завалившись вперёд. Надавив на него ногой, она протиснулась в образовавшуюся щель и, не дожидаясь остальных, двинулась к дозорной площадке.
Ближнего часового Девятая сняла сразу, угодив ножом ровно в затылок, болван крутился у самого факела — идеальная мишень. Ничего не подозревающий напарник мельтешил чуть поодаль, но это ненадолго. Надо же, всё куда проще, чем казалось, самонадеянности ублюдкам не занимать.
За спиной глухо стукнуло. Девятая резко обернулась, с трудом сдерживая злость на неуклюжесть желторотиков. Двое малолеток нагоняли её, не особо стараясь скрываться — кретины, всех же перебудят! И с кем только приходится работать!
— Эй, кто там? — доигрались, дозорный всё-таки засёк их.
Девятая вскинула руку, приказывая желторотикам замереть, и уже собралась снять дозорного, но внезапно глаза резануло вспышкой, перед носом заплясали цветные круги, а от мучительного жжения хлынули слёзы.
— Я ведь предупреждала, ищейка, не стоило тебе нарываться!
Девятая наугад попыталась достать малолетнюю стерву, но на затылок обрушилось что-то тяжёлое, от второго удара подкосились ноги, и она рухнула на колени. Ослепшая, оглушённая звоном в ушах, Девятая потянулась к поясу за кинжалом, но голова вновь взорвалась тупой болью, и мир смолк, мгновенно наполняясь беспроглядной пустотой.
— Слышь, братишка, ты там хоть живой?
Он с трудом открыл глаза и уставился на нависшего над его койкой Триста Шестого, ещё не до конца соображая, где находится.
— Хорош дрыхнуть, жратву принесли.
— Какого чёрта? Поспать спокойно не дадут, — Керс потёр лицо и приподнялся на локтях. — Чего тебе?
— Так ночь уже, ты почти сутки в отрубе, мало ли, подохнешь ещё с голоду.
— А тебе-то какая разница? И вообще… не торчи над сознанием, весь воздух заслонил.