В тени короля

— Да как ты смеешь упрекать меня! — Орм впился гневным взором в обрюзгшее лицо, выхоленное на подаяниях одураченных простаков. — Что ж ты отсиживалась в тёплой юрте, когда мой народ рисковал своими жизнями в землях Алайндкхалла? Что ж позволила мне вмешаться, коли знала о последствиях? Да, я вмешался, и это было тяжёлым решением, но я действовал, чего не скажешь о тебе, уважаемая Илва.

Среди вождей прошёлся невнятный шёпот.

— Да, честь тебе и слава, ты почуял беду вовремя! — Илва снова перешла на шёпот. — Но твоя самонадеянность столь сильно застлала тебе взор, что ты не просто не разглядел истины, но попрал её своим тщеславием. Я не желаю обесчестить тебя, Орм, мы с тобой на одном берегу, сражаемся под одним знаменем, но ты грубо вмешался, пренебрёг мудростью Матери, не доверился ей. Как ты мог возомнить себя вершителем судеб? Неужели решил, что Матушка наделила тебя этим правом?

— То есть я должен был остаться в стороне? — Орм вызывающе ощерился. — И кто ещё из нас пренебрегает мудростью Маа!

— В своём страхе ты совсем позабыл: чем гуще мрак, тем ярче становится свет, но вмешавшись, ты нарушил равновесие, загасил эту искру, прервал путь искупления. Молись теперь, Орм, молись не переставая, и надейся, чтобы из оставшейся искры не родилось ещё одно чудовище.

— Не мели чепухи, Илва! Не было никакого равновесия, я бы учуял.

Её сморщенные губы растянулись в кривой ухмылке, обнажив беззубые дёсны:

— Ты угодил в ловушку своей гордыни, Орм. С чего ты взял, что в праве распоряжаться чужой судьбой, и тем паче, влиять на чей-либо Путь без последствий?

— Я был готов к ним!

— Нет, не был! Ты видел всего лишь песчинку на фоне скалы и думал, что она и есть скала, — старуха тяжело вздохнула. — Ладно, теперь уже поздно причитать. Я помогу вам, но ты должен отыскать искру и не позволить родиться чудовищу. Так ты искупишь свой грех перед Матушкой, и только так мы сможем хоть что-то исправить, — сказав это, Илва повернулась к вождям. — Природа-Мать с вами, дети Урутта, и на этом Пути она благословляет тебя, Альмод, сын Гарда, вождь Серебряного Когтя, но помни, юный воин, гордыня — страшный грех, и плата за неё порой слишком высока.

* * *

Максиан резко подскочил, пытаясь сообразить, что именно слышал сквозь сон: то ли грохот, то ли стук, а может и вовсе померещилось.

— Господин Максиан! — донёсся взволнованный голос Анники, и в дверь судорожно забарабанили. — Проснитесь, господин Максиан!

Да что же там стряслось, чтобы вот так беспардонно ломиться среди ночи?

— Довольно, Анника, ты и мёртвого поднимешь, — просипел он, нащупывая кружку с водой, предусмотрительно оставленную на полу у кровати. Как же сушит после этой кислющей гадости, незаслуженно называющейся здесь вином.

Стук прекратился, а вот в голове продолжали гудеть колокола. Лучше бы он вместо воды приберёг немного вина, на похмелье. Не зажигая лампы, Максиан впопыхах оделся и распахнул дверь. В полумраке призраком застыла лекарка, испуганно хлопая ресницами.

— Да что!.. — он запнулся, заметив слёзы на её щеках. — Что-то случилось, дорогая?

— Севир… — Анника прикрыла рот ладошкой и сокрушённо покачала головой. — Я принесла ему лекарство, а он… Горе-то какое, господин Максиан! Что нам теперь делать-то?

Сонливость как рукой сняло. Не помня себя, он бросился к спальне друга, на ходу врезавшись в стул, оставленный каким-то болваном посреди гостиной. Выругавшись, Максиан пинком отшвырнул досадное препятствие и ввалился в комнату. В мерцающем огоньке свечи на краю прикроватной тумбы лицо Севира казалось вылепленным из воска. Пустой взгляд упирался куда-то в верхний угол, на губах застыла лёгкая улыбка. Но только коснувшись холодной как лёд руки, Максиан полностью осознал, что Севир мёртв. Ублюдок тихо ушёл, даже не попрощавшись! Вот так, с улыбочкой и умиротворением, оставив кучу нерешённых дел: преемник, которого он так и не объявил, всё надеясь вернуть мальчишку, Исайлум, сбежавшие вместе со Сто Тридцать Шестым скорпионы, Ровена, которую он так отчаянно пытался спасти… И Легион, в конце концов! И кому теперь всё это разгребать?

— Нет-нет, ты не можешь так со мной поступить! — Максиан в отчаянии затряс друга за плечи. — Да как ты посмел бросить меня в этом дерьме! Грёбаный скорпион, чтоб тебе спотыкаться до самых Земель Освобождённых!

Его смерть не была неожиданностью, но разве к такому можно быть готовым? Севир был не просто другом, они вместе разделили лучшие годы жизни, служили достойному — нет, великому! — человеку, боролись плечом к плечу за справедливость. А теперь его не стало, и уйдя, он забрал с собой ту блёклую иллюзию, коей тешился Максиан, твердя себе, что не всё ещё кончено, что жизнь, пускай и пошла под откос, но вместе с верным другом и в пропасть катиться не так страшно.